Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Скажу, что брат его матери – весьма щедрый человек.
– Да что там... Ладно, док, одевайтесь. Мы отправляемся на прогулку. – Охранник протянул Панову одежду.
– Полагаю, излишне спрашивать о маршруте, – сказал Панов.
– Да уж...
– Мой интерес понятен, а вот то, что ваш племянник не обратил внимания на симптом, который мне кажется тревожным... – Мо натягивал брюки.
– О чем это вы?
– Так, ни о чем, – ответил Панов, застегивая рубашку и присаживаясь, чтобы надеть носки. – Когда вы в последний раз виделись с племянником?
– Недели две назад. Подкинул немного деньжат, чтобы прикрыть его страховку. Черт, эти одинокие матери прямо все соки из тебя вытянут!.. А в чем дело, док?
– Мне просто интересно, говорил он вам что-нибудь или нет.
– О чем говорил?
– О ваших зубах. – Мо зашнуровал ботинки. – Посмотрите в зеркало.
Саро subordinato [78] подошел к зеркалу.
– Ну и что?!
– Посмотрите: на зубах желтоватый налет, бледные десны, а ведь они должны быть розовыми...
78
Одна из младших должностей в итальянской мафии.
– Ну и что? У меня всегда так было...
– Может, и ничего, но ваш племянник должен был заметить это.
– Что заметить-то, скажите наконец толком?!
– Оральную амелобластому! Возможно...
– А что это такое, черт возьми? Я не слишком хорошо чищу зубы и не люблю дантистов. Они все садисты!
– Вы имеете в виду, что давно не посещали дантиста и отоларинголога?
– Ну? – Охранник вновь широко раскрыл перед зеркалом рот.
– Тогда понятно, почему ваш племянник не сказал вам ничего.
– Что понятно?
– Ваш племянник, вероятно, полагает, что вы регулярно проверяетесь у дантиста, вот, мол, пусть он вам и объяснит. – Зашнуровав ботинки, Панов встал.
– Я ничего не понимаю.
– Ну, он благодарен вам за все, ценит вашу щедрость... Я могу понять, почему он не решается сообщить вам об этом.
– Сообщить о чем?! – Охранник отпрянул от зеркала.
– Может, я и ошибаюсь, но вам действительно надо показаться периодантисту. – Панов надел пиджак. – Я готов, – заявил он. – Что дальше?
Охранник, стараясь заглянуть в зеркало и морща лоб, вытащил из кармана большой черный платок.
– Извините, док, я должен завязать вам глаза.
– Чтобы пустить мне пулю в висок, когда я не буду ожидать ничего подобного?
– Нет, док. В отношении вас никаких пиф-паф не будет. Вы слишком ценная фигура!
– Ценная фигура? – словно эхо прозвучало в гостиной на Бруклин-Хайтс. – Не то слово, он как золотой самородок... Этот еврей трудился над головами самых крупных шишек в Вашингтоне. То, что он знает, наверное, стоит целого Детройта, – сказал саро supremo.
– Вам никогда не завладеть этими знаниями, Луис, – произнес привлекательный мужчина средних лет, одетый в дорогой шерстяной костюм. Он сидел напротив хозяина дома. – Вам не удастся его расколоть.
– Посмотрим, посмотрим... Мы уже работаем над этим, мистер Парк-авеню, Манхэттен. Смеха ради предположим, что мы добрались до информации... Сколько она стоит, по-вашему?
Гость позволил себе тонкую усмешку.
– Детройт? – переспросил он.
– Va bene! [79] Вы мне нравитесь, у вас есть чувство юмора. – Мафиози опять стал серьезен. – Пять миллионов по-прежнему в силе в отношении этого Борна-Уэбба, верно?
79
Хорошо (ит.).
– С одним уточнением.
– Не люблю уточнений, мистер юрист. Мне они совсем не нравятся.
– Мы можем обратиться к кому-нибудь другому. В этом городе есть и другие люди...
– Послушайте, я сейчас вам кое-что объясню, синьор адвокат. Я не преувеличиваю, только мы – мы, и больше никто – занимаемся такими делами. Мы не вмешиваемся в операции других «семей», понимаете, что я имею в виду? Наши старейшины пришли к выводу, что убийства – это сугубо личное дело, а вмешиваться в дела других – только кровь себе портить.
– Может, вы все же выслушаете мое условие? Не думаю, что вы станете возражать.
– Выстреливайте!
– Меня бы устроило другое слово.
– Ну тогда – продолжайте...
– Премия в два миллиона долларов, если в условия контракта будут включены жена Уэбба и его дружок Конклин.
– Заметано, мистер Парк-авеню, Манхэттен.
– О'кей. А теперь вернемся к остальным делам.
– Я бы хотел поговорить об этом еврее.
– Дойдет и до него черед...
– Нет! Давайте теперь.
– Хватит командовать! – вспылил адвокат одной из самых престижных юридических компаний Уолл-Стрит. – Послушай, итальяшка, не такая ты важная птица, чтобы позволять себе...
– Эй, farabutto! [80] Co мной так не разговаривают!
– Я буду говорить с тобой так, как мне нравится... Выглядишь ты, конечно, как настоящий мужик. И это твой плюс. – Юрист спокойно положил ногу на ногу. – Но внутри-то у тебя все по-другому, а? Нежное сердце, а может, точнее, крепкая поясница... Для смазливых мальчишек?
80
Мошенник! (ит.)
– Silenzio! [81] – Итальянец подскочил на диване.
– У меня нет ни малейшего желания болтать об этом. Но мне кажется, что в «Коза ностре» не так уж обожают голубых... А ты как думаешь?
– Ах ты, сукин сын!
– Знаешь, Луис, когда я в молодости служил в Сайгоне армейским юристом, мне пришлось защищать одного лейтенанта, которого застукали с вьетнамским мальчишкой. При помощи юридических уверток и двусмысленных положений в воинском уставе в отношении гражданских лиц мне удалось спасти его, но само собой, он вынужден был уйти в отставку. К сожалению, пожить ему так и не удалось: через два часа после объявления приговора он застрелился. Видишь ли, он оказался в положении изгоя, был опозорен в глазах своего окружения и не смог выдержать этого.
81
Молчание! (ит.)