Ультиматум губернатору Петербурга
Шрифт:
Коротков щелкнул золотым «Ронсоном». Такое он позволял себе в очень узком кругу. На широкой публике пользовался одноразовыми пластмассовыми «Крикетами». Демократ. Гаванская сигара и «Крикет». Простота в общении. Крепкое рукопожатие, открытая улыбка… Вы курите сигары? Это не я спрашиваю, это ваши избиратели… Да, одну в день я себе позволяю. Не хочу быть ханжой, и врать, что курю «Беломор» и езжу на «запорожце»… Ароматный дым плыл по кабинету, Ронсон отбрасывал тусклые блики.
— …не знаю.
— Ладно, Игорь, попробую тебе помочь… Ты на канале Грибоедова был?
Птицу
Пернатый мог погибнуть сотни раз. В болотах и джунглях страны Пень Пнем. Во время двухнедельного рейда по Малах-Гош. В полузатопленных галереях подземной базы «Лотос-Х». На палубе захваченной террористами LadyN. При обороне дворца желтолицего премьер-министра и при штурме этого же дворца… Но судьба привела его в этот подвал панельной пятиэтажки на Гражданке. Если бы на его месте был я… э, нет! Все дороги ведут в Ад, но каждый идет своим путем. Погибнуть можно только на своем месте, никто его не займет.
Так… хромой мужичок. Рост? Соответствует… Гурецкий напрягся, приготовился выйти из машины. Мужик остановился, прикуривая, и Сохатый понял: не то. Дуче, несомненно, принял меры по изменению внешности. Но — не он. Точно. Мишка выпасал Фридмана второй вечер. Отлично понимал: шансы невелики. Прапор назвал Пернатому два адреса, куда они с Дуче заезжали. Даже не адреса, ориентиры. Дуче оставлял его в машине, сам уходил. Один раз на Лиговке, у дома номер… Другой раз на набережной Обводного. Вчера Сохатый проверил оба адреса. Выходило так, что и в том, и в другом случае Фридман нырял в проходные дворы. Отсутствовал десять-двадцать минут. За десять минут даже инвалид пройдет пешком метров шестьсот, за двадцать — больше километра. Значит радиус поиска около полукилометра. Да-а… при плотной застройке центра это десятки домов, сотни квартир. При этом нет никакой уверенности, что Дуче решил оборудовать здесь лежку. Может — да, может — нет. Возможно, его вообще нет в городе. Возможно, ФСБ выйдет на него раньше…
Гурецкий вылез из машины, пошел по улице. Навстречу попался давешний хромой. Накрапывал дождь, выбоины в асфальте были затоплены водой, по тротуару тек поток людей, по проезжей части — машин. Мишка пристально вглядывался в лица, оценивал походку.
Пернатого убили в подвале. Я никогда не узнаю, как это произошло. Ни Рощин, ни Спиридонов не скажут… Даже после того, как вчера сам позвонил Рощину и попросил о встрече. И дал чистосердечные показания. Они все равно не верят. А ты бы поверил?… то-то. Но прицепиться не к чему. Ничего нельзя опровергнуть, как ничего нельзя и подтвердить… Жаль, Михаил Александрович, что вы все это не
Стоп. Хромой!… нет, мимо денег… Никогда не думал раньше, что на свете столько людей с ортопедическими проблемами. Нужно будет поинтересоваться у Юльки: есть ли какая-нибудь статистика на этот счет. Или у Бориса…
Гурецкий остановился, прикуривая, у витрины с модными шмотками. Мимо прошел мужчина с молодой девицей. Лицо показалось Мишке очень знакомым. Он пристально посмотрел вслед. Где-то он точно видел этого мужика… А, блин, сообразил: на Руцкого похож. Мишка усмехнулся и пошел дальше, высматривая в толпе прихрамывающих мужчин.
— Куда эта сука могла нырнуть? — спросил Шрам.
— Хер ее знает, — ответила Груша. Так ее звали за характерную фигуру. В молодости шикарные бедра Груши круто заводили некоторых клиентов. Теперь фигура была бесповоротно утрачена, обрюзгла, раздалась вширь. Товарный вид безвозвратно потерян. Впрочем, и до сих пор находились любители.
— Не хер, а ты за нее отвечаешь, — сказал Шрам. — Когда она последний раз здесь была? Кто видел? С кем ушла?
Груша пожала плечами и приложилась к небольшой никелированной фляжке. Шрам резко ударил по фляге ладонью. Горлышко стукнуло по вставной челюсти, фляга выпала. Из разбитой губы брызнула кровь.
— Ты че, Шрам? — Груша торопливо подобрала с пола фляжку.
— Болт через плечо… Закапаешь своей блядской юшкой чехлы — выложишь стошку. Где Сухая? С кем ушла?
— Не знаю. С пятницы нет. Снял какой-то усатый черт. Расплатился… сказал: мне, мол, главное чтобы ноги красивые.
— Ну… дальше.
— Дальше — все, снял и увел. Поддатый был, лет пятьдесят.
Шрам побарабанил пальцами по рулю. Грушу, конечно, пора гнать в шею. Пьет соска старая, дело запустила. Сухая — небольшая потеря, но — непорядок.
— Нинка-Большая здесь? — спросил Шрам после паузы. Груша кивнула.
— Я спросил… не слышу ответа.
— Да, Коля, здесь.
— Ну так веди, старая, ее сюда. Быстро. Груша вылезла, хлопнула дверцей «Ауди-100». Шраму захотелось врезать ей по морде за это бесцеремонное хлопанье. Ладно, потом… Сначала с делом нужно разобраться. Девки, случалось, пропадали и раньше. Что с них возьмешь? Наркота и есть наркота. Иногда возвращались, иногда нет. Безусловно, некоторые попадали в лапы маньяков. Обеспечить крутой контроль, тем более охрану каждой, нереально. Шрам работал с проститутками невысокого разряда. Красная цена — полтинник. До кризиса это составляло восемь баксов. Сейчас два с центами. Вот и крутись, как знаешь! Да еще крыше отстегни. Да ментам.
Вернулась Груша с Нинкой-Большой.
— Привет, Коля, — сказала Нинка, по-хозяйски усаживаясь вперед.
— Привет, — ответил Шрам хмуро. Он, человек с высшим гуманитарным образованием, проституток за людей не считал. Но жить-то надо. Брезгуешь — не брезгуешь, а общаться приходится. Семью кормить надо, дочек на ноги ставить.
— Слушай, Нинок, хотел спросить…
— Про Ленку Сухую?
— Угу. Что-нибудь знаешь? Кто? Что?
— Да что она, сопля, знает-то? — подала с заднего сиденья голос Груша.