Ультрафен
Шрифт:
– Вася, не бойся. Это не смертельно…
Анатолий, спрятав батарейки в карман брюк, поднял ультрафен, настраивая резкость, стал подходить к нему ближе.
Над головой Василия алел слабый оранжевый нимб.
– Вася, ну-ка поверни бестолковку.
Мизинцев обиженно хмыкнул, но команду выполнил, повернулся к окну.
– Хоп! Готово. Спасибо, Васёк. Этот эксперимент тебе только на пользу. Можешь считать – твоё алиби, – говорил Анатолий, упаковывая аппарат. Уже со свертком подошёл к кровати Василия. – Ну, как, Вася, написал? – спросил о рапорте.
Василий промолчал,
– Что, ещё не готово?.. Ну, парень, за это время, пожалуй, роман можно было бы настрочить.
Мизинцев тяжело украдкой вздохнул.
– Вась, я что-то не пойму. Ты писал или не писал?
Василий отрицательно покрутил головой.
– Почему? – спросил Феоктистов обескуражено. – Ты что спал или?.. – И тут взгляд Анатолия наткнулся на подарки, оставленные Бахашкиным. Они лежали на тумбочке не тронутыми. На лице промелькнула догадка. – У тебя кто-то был?
Василий не ответил.
– Ты что, решил в молчанку отыграться? Так что ли?.. Нет, паренёк, не та ситуация. Говори, кто был?
У Васи заслезились глаза, и он попытался повернуться на бок, укрыться простынею.
"Тебя-то где чёрт носил? Не мог прийти раньше!.." – с обидой и злостью подумал он.
– Слушай, Вася, ты уже не мальчик. Двадцать четыре годика, мужчина. Давай по-мужски и говорить, – потянул Анатолий с него простыню, приседая к нему на край кровати. – Говори, кто был: Галим, Шалыч? Ну?..
Мизинцев стер с глаз слезы и поманил Феоктистова к нему наклониться. Зашептал. Говор его был едва понятен.
– Я сам с ним разберусь, – перевёл его шипение Анатолий. Мизинцев закивал головой. – Как только выйду на работу… отсюда.
– Ага, по-онятно, – отклонился от него следователь. – Но только я тебя вынужден огорчить, орёлик. Ты из больницы попадешь не на работу, а в капезе. У меня есть все основания ходатайствовать о твоём аресте, как опасного преступника. Не веришь?.. Вот смотри, – и стал на пальцах считать, загибая их. – Насмерть вами, а вернее, тобой забитый человек – раз. Показания твоих коллег-приятелей – два. И твое личное признание – три.
Мизинцев отрицательно закрутил головой.
– Что, не так?.. Тогда говори, кто у тебя был?
Мизинцев прошипел: ша-ыш…
– Бахашкин? Так, понятно. В общем, так Василий. Я помогу тебе выкрутиться. То есть ты, конечно, понесешь наказание, какое заслуживаешь. Может, тебя из милиции турнут на вольные хлеба. Возможно, годик-другой химии припаяют, или условно. Но чтобы наказание было именно то, какое ты заслуживаешь, по тяжести содеянного и не более. А оно будет таковым только в том случае, если ты сам того захочешь. Понял?.. Для этого ты, не смотря ни на что, напишешь мне всё, что произошло в медвытрезвителе, и только правду. А нет… – развёл в сторону рукой, выражая тем самым сожаление. – Так что решай сам. Сегодня я к тебе больше не приду, нет у меня времени, чтобы только с одним тобой возиться. Приду завтра, возможно, послезавтра. Не будет показаний, пеняй на себя. А сейчас, пока.
Феоктистов поднялся. Оценивающе посмотрел на подарки и усмехнулся.
– Что-то не больно-то твой начальничек щедрый. Сигареты купил такие, какие не всякий бич курить станет. Видать, не хватило премиальных на приличные? Не ценит тебя Шалыч, не ценит. Хм…
Ушёл из палаты со свертком. Мизинцев, оставшись один, расплакался.
16
Бердюгин встретил Анатолия в беспокойстве. Он уже не находил себе места.
– Толя! Ну, разве так можно?!. Вы погубите все дело на корню. Нельзя же так безответственно относиться!..
– Не волнуйтесь, Игорь Васильевич! Всё прошло тихо и шито-крыто. Никто ничего не видел. Один Мизинцев в палате был. Да и то ни о чём не спросил. Ему сейчас не до аппарата.
– Вы уж очень долго отсутствовали. Я хотел было за вами бежать.
Бердюгин закрыл кабинет на ключ. Принял от Феоктистова прибор в халате. Недовольство его ещё не улеглось, и он разборку ультрафена проделывал сам на столе. Уже подходя к сейфу, спросил:
– Что случилось?
– Да эти мерзавцы приходили. Припугнули парня. Лежит с мокрыми глазами, обставленными фингалами. Беспомощный, как ребёнок.
– Да… Ну, а что выяснилось? – Бердюгин кивнул на прибор, ставя футляры в сейф.
– Похоже, он соучастник, но мелкий, – пошутил. – Над ним нет рассерженной души. Маленький, но соучастник. Но они сделают из него козла отпущения. – Анатолий подсел к телефону. – Игорь Васильевич, я сделаю звонок? – тот кивнул.
– Алле, это ЖЭК?.. Наконец-то. А кто у телефона?.. Вас беспокоит старший следователь уголовного розыска, капитан Феоктистов. У меня к вам имеется один вопрос. Скажите, вы сегодня проводили ремонтные работы на трубопроводах холодной и горячей воды, поступающие к медвытрезвителю?.. Нет?.. А может в соседних домах?.. Тоже нет. Хорошо. В таком случае подготовьте, пожалуйста, справку… Да, именно такую. Завтра в течение дня я или кто-нибудь из наших сотрудников к вам подъедем… Вас не будет!.. Хорошо, оставьте у паспортисток.
17
Бахашкин был взбешён. Смуглое лицо было мрачным. Встревоженные глаза – злыми. Сопел так, как будто в нос ему вставили свистки от детских резиновых игрушек. Галимханов, выруливая со стоянки сангородка на дорогу, идущую вдоль трамвайной линии, бросал на него косые взгляды.
– Ты чего? – спросил он. – Нашатырки нюхнул?
Тот ещё больше засопел и его, как прорвало, стал страшно материться, собирая всех святых и грешных в кучу.
– А-а, сабака! Падаль! Он, ить, нас с потрохом продал! Во! Видел? – Бахашкин выдернул из кармана листы. – На двух бумагах накатал! Графу написал, ты понял? И не он вовсе включил горячу воду, а ты!
– Я?!. Не помню… – с нарочитой растерянностью пробормотал Галимханов.
– Не помню… – передразнил его Бахашкин. – Тут одна из двух: или он включил, или ты.
– А может, есть третий, а?
– Какой?..
– ЖЭК. Он мог выключить холодную воду…
Бахашкин промолчал. Подъехали к перекрестку, где находились техучилище, аптека и столовая №5. Приостановились у светофора. Потом машина, обогнув столовую по описанному кругу, устремилась по улице Восточной на окраину города к медвытрезвителю.