Улыбка 45-го калибра
Шрифт:
– Два…
– Все, все, иду, иду, но она знает про стимулятор.
– Про что? – изумилась я. – Про какой такой стимулятор?
Регина кинула на меня быстрый взгляд, и в ту же секунду Орест бросился на нее. Девушка нанесла ему удар в солнечное сплетение, потом схватила за руку, как-то ловко вывернула ее и швырнула мужика на пол. Но Орест ухитрился схватить Регину за ноги, и они упали вместе. Через секунду мужчина сел на девушку верхом и крепко стукнул ее головой об пол. И тут я наконец отмерла, схватила со стола большую настольную лампу и что есть мочи треснула начальника по затылку. Орест странно всхлипнул и упал на бок.
– Эй, ты жива? – бросилась я к Регине.
Та села, помотала головой и неожиданно улыбнулась хорошей, открытой белозубой улыбкой.
– Погоди, дай мне мою сумочку.
Я протянула ей кожаный мешочек.
– Живей, пока он не очухался, подтяни его к батарее, – велела девушка.
Я с трудом доволокла тяжеленное тело до трубы. Очевидно, с перепугу я здорово долбанула мужика, потому что он все еще не пришел в себя.
Регина, пошатываясь, встала, вытащила из сумки наручники и приковала Ореста к трубе, потом вынула мобильный и сообщила:
– Шапочка на проводе, всем подъем.
Затем она захлопнула крышку телефона и сказала:
– Ладно, давай знакомиться, Регина Коваленко, лейтенант. Извини, что вела себя как сволочь, но так было надо.
– Лейтенант?! – обалдело протянула я. – А каких войск?
Девушка вытащила сигареты, спокойно закурила и сообщила:
– Ну ты недогадливая, однако, бронетанковых, конечно.
Не успела я поинтересоваться, при чем тут танки, как в лабораторию ворвалась толпа парней в милицейской форме и штук пять мужиков в штатском.
Остаток дня прошел ужасно. Сначала меня отволокли в какое-то здание и принялись допрашивать. Я честно рассказала все и стала просить вызвать Дегтярева. Где-то около девяти вечера появился хмурый Александр Михайлович. Мне пришлось повторить свой рассказ при нем. По мере выплескивания информации приятель делался все мрачнее и под конец превратился в грозовую тучу.
Дома мы оказались после полуночи.
– Ступай к себе, – хмуро велел полковник и заорал: – Эй, все вниз.
Из комнат посыпались домашние.
– Чего выступаешь? – удивилась Ритка.
– Молчать, – взвизгнул Дегтярев, – шагом марш в гостиную, разговор есть. А ты, Дарья, в койку! Где ключ от ее комнаты? Запереть снаружи, убрать от окна садовую лестницу, запрещаю с ней общаться. Ну, живо! Вперед!
Напуганные домашние ринулись в указанном направлении, я влетела в свою комнату и услышала, как в замке проворачивается ключ. Из глаз полились злые слезы. Так и не узнала, кто спер яйцо!
Глава 31
Следующая неделя была кошмарной. Меня держали под домашним арестом. Регулярно в спальне появлялась Ирка, молча ставила поднос с едой и убегала. Я пыталась с ней поговорить, но домработница мигом исчезала. Один раз она, правда, прошептала:
– Ой, Дарья Ивановна, лучше ничего не спрашивайте, ваши так обозлились, а Дегтярев так прямо озверел.
Где-то около полуночи в мою дверь тихо скреблась Маня и бормотала в замочную скважину:
– Мулечка, я тебя люблю, ты самая хорошая.
Справедливости ради следует сказать, что содержали меня лучше, чем заключенных Бутырского изолятора. Кормили, поили, оставили телевизор и даже приволокли несколько сумок, доверху набитых детективами. Судя по тому, что произведения Поляковой, Марининой, Платовой и Хмелевской лежали вперемешку с книгами Бушкова, Акунина и Дышева, покупал их Аркадий. Небось подошел к ларьку и одним махом смел все, что увидел.
Бежать из спальни не представлялось возможным. Она расположена на втором этаже, а хитрый Дегтярев велел убрать от окна садовую лестницу. Короче говоря, к субботнему вечеру я одурела окончательно. Программу телевидения выучила наизусть и даже увлеклась мексиканскими сериалами.
Около полудня в воскресенье ключ заворочался в замочной скважине, дверь приоткрылась, и появился поднос. Я увидела, что на нем стоит большой кофейник, блюдо с моими любимыми корзиночками и эклерами, отвернулась к окну и спросила:
– Меня отсюда не собираются выпускать? Между прочим, это незаконно и просто некрасиво!
– А красиво срывать людям тщательно разработанную операцию? – неожиданно ответил звонкий голос.
Я обернулась и с удивлением увидела, что поднос держит в руках Регина, а за ней маячат Дегтярев, Оксана и Зайка с Маней.
– Ты чего здесь делаешь? – от неожиданности ляпнула я.
– Ну вот, – усмехнулась Регина, ставя поднос, – вот она, человеческая благодарность. Я уговорила Александра Михайловича впустить к тебе всех, чтобы поговорить…
Я во все глаза глядела на Регину. Дурацкий пучок исчез, сейчас у нее на затылке мотался завитой «конский» хвост, а на лоб спускалась челочка. И одета она была не в жуткий серый костюм, а в джинсы и ярко-синий пуловер.
– Ты кто? – обалдело спросила я. – Ничего не понимаю.
– Не понимаешь, а везде лезешь, – рявкнул Дегтярев.
– Ты обещал больше не ругать мусечку, – взвилась Маня.
– И хотел рассказать, что к чему, – влезла Зайка, – целую неделю слышали: потом, потом, отстаньте!
Регина усмехнулась:
– Я как раз для этого и приехала. Кому кофе? Кстати, пирожные очень свежие.
– Возьму, пожалуй, – обрадовалась Маня и схватила корзиночку.
– Кто начнет? – продолжала улыбаться Регина.
– Давай ты, – буркнул Дегтярев.
– Ладно, – усмехнулась девушка, – может, так и правда лучше. Значит, слушайте. Сначала скажу пару слов о себе, чтобы было понятно, почему именно мне поручили это дело.
Регина, сколько себя помнит, мечтала работать в милиции. Но ее родители-биологи ни о чем таком даже слышать не хотели. Поэтому после школы приказали дочери идти на биофак МГУ. Регина, очень послушная и отлично успевавшая в школе девочка, поступила и даже получила диплом. Потом мама напряглась – папа к тому времени уже умер – и устроила дочь на работу в НИИ. Через полгода Регина поняла, что она просто скончается, переливая из пробирки в пробирку какие-то жидкости, но мамочка твердо стояла на своем. Дочь должна стать кандидатом наук. Бедная Регина, желавшая работать в милиции, мучилась еще шесть месяцев, а потом решилась и подала документы в Академию МВД, а маме наврала, что переходит в лабораторию, работающую на оборону, такую секретную, что даже дома нельзя рассказывать, чем занимаешься. Нехорошо, конечно, обманывать мать, но другого способа заниматься любимым делом Регина не видела.