Улыбка Бога [СИ]
Шрифт:
— Яшка, придется нам вместе работать, — сдался Костя.
— Таки шо, ми будем пытать этого несчастного?
— Нет. Ты по-немецки хорошо говоришь. Задавай вопросы, чтобы думал, сволочь, о чем надо. А то у него в голове, словно в заведении твоей любимой тети Сони, когда там пожар, а в Одессе наводнение.
— Типун Вам на язык, Константин! Наводнение мы переживем, но пожар в таком учреждении — это же катастрофа!
Вдвоем процесс «психодопроса» пошел быстрее и веселее. Тем более, что немец не запирался, и вытаскиваемые Грымом детали
— Однако интересно, — сказал Костя, когда фельдфебель был «выпотрошен» до нуля, — зачем понадобились эти лохи спецкоманде матерых волков? Не нам ли сюрприз готовится? Гауптман этот — сволочь опасная. По всему чувствуется.
— Я Вас умоляю, зачем говорить банальностей! Шо немцы открыли сезон охоты на йети, поймет даже последний шлемазл!
— Могли, — пробурчал Грым, — Даже если слухи преувеличены вдвое против мнения этого мешка с костями, то они вполне могли понять, с кем имеют дело. Явно не дураков туда подбирали
— И шо, Ви имеете таких желаний сходить до них за пожать руку? — заинтересовано уставился на йети Любецкий.
— Подумаем. Может и сходит. Чем йети не шутит, когда леший спит… Смотри-ка, наш проспиртованный сюрприз зашевелился. С ним аккуратно надо, чуть мне лапу не сломал, амбал чертов!
— Вот шо водка животворящая с человеком делает, — глубоким басом произнес Яшка. — Я имею интерес до его штанцов. Не за тему забрать, а шо это за зверь, и где их логово.
— Обычные джинсы. Турецкие, — фыркнула Светка. — Похоже, гостюшка из нашего времени.
— Здрасьте Вам через окно! — не выдержал Любецкий. — Таки я не понял? В будущем мы имеем такого гармидера, по сравнению с которым фронт совсем даже не фронт, а заведение тети Сони на следующий день после завоза свежего персоналу, совпавшего с приходом до порта крейсера «Червона Украйна»? Или у нас медом намазано, шо каждый хочет делать погоду здесь, и не хочет там? И шо, товарищ алкоголик к нам по собственному желанию или по разнарядке?
— Вот и узнаем, — ответил Грым, направляясь к «товарищу алкоголику». — Главное, от выхлопа не задохнуться.
Пробуждение было ужасным. Ныло всё. Как будто вчера засунули в бетономешалку и тщательно в ней прокрутили вместе с кубометром кирпичей. Особенно тяжело пришлось голове. Кроме острой боли в левом виске на несчастную башку навалилась невероятная тяжесть, а любое движение отзывалось сильнейшим прострелом в самых неожиданных местах многострадального черепа. Лёнька, до этого момента лично с похмельем незнакомый, про само состояние слышал. Да и со стороны наблюдал неоднократно. Потому он осторожно сел, придерживая голову обеими руками, и возопил в пространство:
— Люди! Опохмелиться есть у кого? Мать! Никогда не было так хреново…
— Держи.
Взгляд с трудом сфокусировался на здоровой волосатой руке, протягивающей фляжку. В отличие от емкости рука Лёньку не заинтересовала. Он припал к живительному
— Ух, так твою через разэтак! — подытожил осмотр Лёнька. — Я что, с трактором подрался?
— Нет, со мной, — ответил добровольный врач-похметолог. — Я совсем не трактор, и даже не похож.
Зоммерфельд, наконец, заметил огромную волосатую фигуру, на корточках сидящую напротив.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов! — на автомате выдал Лёнька. — Или ты мне грезишься спьяну?
— А что, бывает? — поинтересовалась образина. — В смысле, галлюцинации?
— Хрен его знает, — равнодушно пожал плечами Зоммерфельд и скривился от боли, вспыхнувшей в многострадальной голове. — Раньше так не получалось. Кружки перепутал… Эй, а почему ты живой, если я с тобой дрался?
— Надо же, — хмыкнул собеседник, — я тебе собирался задать тот же самый вопрос.
— Охренеть! — уверенно сказал Зоммерфельд. — Крепок ты, зверюга! А ты точно не глюк? А то я столько никогда не пил. Без понятия, как «белочка» приходит. Кто чертей ловит, кто пушистую на плече видит.
И подкрепил своё утверждение, неожиданной многоэтажной тирадой на тему интимных отношений ближайших родственников Димыча с самыми разными животными. Ну и Димыча самого помянул злым громким словом…
— Да, нажрался ты классно, — подключилась вторая обезьяна, чуток поменьше и, на вид, женского пола. — Аж завидно немножко!
Не, точно, глюки! Оно, конечно, на «Груше» кого только не встретишь, но уж больно велики ряженые. В костюме так не сыграешь.
— Пардон, мадам, — оклемавшийся Лёнька решил поддержать игру и попытался изобразить смущение.
— Ничего, ничего… — обрадовала девушка, окончанием фразы продемонстрировала Зоммерфельду, насколько убог его матерный словарный запас и закончила спич единственным цензурным словом. — Вот!
Пока дама изощрялась в ругательствах, в Лёнькиной памяти начали понемногу всплывать обрывки воспоминаний. Лучше бы не всплывали! Но ведь проснулся не в «обезьяннике», хотя обезьяны есть под боком, на природе проснулся, на мягкой травке. Может, приснилось? Если нет…
— Лю-юди! — страдальчески взвыл он. — Что вчера было? Чего я натворил? Хоть не убил никого? — выдал Лёнька, наконец, главный вопрос, мучавший его с момента первых признаков просветления.
Ответ прозвучал откуда-то сбоку. С жутким выговором, словно человек рассказывал еврейский анекдот:
— Я Вам таки не скажу за вчера, но я без второго слова проинформирую за сегодня. Ви таки сэкономили нам немного работы. На восемь жмуриков и недобитого фельдфебеля.
Лёнька удивленно уставился на говорящего.