Улыбка черного кота
Шрифт:
Не раскрывая собеседнице всех карт, она придумала историю про знакомых русских журналистов, которые попросили ее собрать материалы о сотрудничестве России с Китаем. Прежде всего, необходимо было узнать, в какой именно области фармацевтики работает фирма и каково направление ее сотрудничества с Москвой, что за проекты они предполагали осуществить. Однако Цзяоцин не могла не понимать, что такого рода информация, скорее всего, является коммерческой тайной. Вдобавок ее приятельница, работавшая совсем в другом отделе, не связанном с Россией, могла дать ей только самые общие сведения. Но и этого, как выяснилось вскоре, оказалось вполне достаточно.
— Понимаешь, — болтала
— А ты не можешь сказать, с чем эти исследования связаны? — спросила Цзяоцин, затаив дыхание и усиленно пытаясь при этом скрыть жгучий интерес, который вызывал у нее рассказ подруги.
Но та с сожалением покачала головой:
— Это закрытая тематика.
Разочарованная Цзяоцин попыталась зайти с другой стороны:
— Но вам ведь наверняка нужна реклама. Понимаешь, те журналисты, которых я представляю, собираются провести широкую акцию, связанную с освещением разностороннего сотрудничества наших стран. Обидно будет, если ваша фирма, о которой и так не слишком много известно, останется в стороне от этой акции. А так, представляешь, и у нас, и в Москве, в широкой печати, масса публикаций, фотографий, положительных отзывов…
— Да ты с ума сошла! — ужаснулась сотрудница «Фармацевтик инкорпорэйтэд». — Как бы мне еще не досталось за то, что я тут с тобой разоткровенничалась!.. У них же там повышенная секретность!
— Ну ты ведь мне ничего толком и не сказала, так что опасаться тебе нечего, — рассмеялась Цзяоцин, и приятельница, несколько успокоенная, кивнула. А верная подруга Ло, искренне вздохнув, еще раз поинтересовалась: — Значит, моим журналистам у вас ничего не светит?
Собеседница пожала плечами:
— Ты лучше направь их к моему начальству, самой не советую ввязываться. И потом, я не уверена, что им это будет интересно, если они занимаются именно сотрудничеством двух наших стран: я слышала, что наша фирма теперь разрабатывает нечто новенькое. Не для России и не для Китая, а уже для Америки, Европы, для элитного мирового рынка.
И, не удержавшись, ощущая собственную значимость, она все-таки поделилась с Диной своим общим наблюдением. «Фармацевтик инкорпорэйтэд» стала процветать после заключения какого-то контракта с Россией, связанного с передовыми технологиями медицины, еще не распространенными в самой стране их изобретения. Обычно русские специалисты работают у них по четыре месяца, потом уезжают, меняются. А исследования продолжаются, дело нельзя считать законченным, хотя оно уже приносит миллионные прибыли. Сейчас в фирме никого из русских нет; последние передали часть ноу-хау своим китайским коллегам, но владелец патента — русский, поэтому сотрудничество все равно будет продолжаться. Для «Фармацевтик инкорпорэйтэд» этот контракт — золотая жила: дела сразу резко пошли в гору, среди клиентов и соинвесторов обозначились фирмы с мировыми именами, и даже зарплата сотрудников увеличилась за последние годы в три раза…
Потом девушки еще долго болтали о всяких мелочах, а когда попрощались, Цзяоцин от души поблагодарила подружку за то, что та нашла время с ней встретиться. Она искренне надеялась, что работница «Фармацевтик инкорпорэйтэд» не поняла, как много личного вкладывала дочь профессора Сяо в свои «экономические» вопросы; ей было даже немного неловко перед приятельницей за собственные «военные хитрости», тем более что она понимала: обычный малознакомый сотрудник компании никогда не стал бы говорить с посторонними о таких вещах, как научные разработки фирмы и ее международные контракты. Не стал бы даже из обычной корпоративной солидарности. Это неписаный закон деловой этики, и чтобы нарушить его, нужны серьезные основания.
Размышляя об этом, Дина уселась за руль своей юркой красной «тойоты» и направилась к отцу. Вокруг Ло, похоже, было слишком много тайн, не просто загадочных, но даже опасных для жизни. Она стала думать об этом, как только выяснилось, что он из России. Криминальная страна, криминальная экономика, и даже наука вот, как выясняется, чревата тем, что выжившего в авиакатастрофе ученого просто «не узнают» его же собственные родные. Там все перевернулось: государство, традиции, отношения между людьми… Прежде чем выдавать информацию Ло, ей захотелось обсудить все с отцом.
Старый профессор работал в своем кабинете. С того дня, как к Ло начала возвращаться память, он старался почаще быть рядом с молодым человеком, чтобы помочь ему. Он видел, что Ло настолько потрясен всем происходящим с ним, что даже перестал заговаривать о том, чтобы уйти из клиники и начать наконец жить отдельно, как и полагается самостоятельному мужчине. Перестал он и проводить много времени с Цзяоцин, которой — Сяо был уверен в этом — тоже наверняка грозила опасность. Доктор видел, что его любимая дочь серьезно увлечена, но никак не мог решить для себя: хорошо это или плохо — то, что сбывается таким причудливым образом предсказание старого монаха?… Профессор верил в Судьбу, но верил также и в то, что мы сами вершим ее, и не собирался сдаваться, если выяснится, что Ло — неподходящая пара для его дочери.
И вот он просматривал последние медицинские журналы, полученные из Европы, делал пометки в своей статье, текст которой высвечивался на мониторе ноутбука. Он готовился выступать на крупной конференции в Париже; работы было очень много, и все-таки отец обрадовался приходу дочери.
— О, ты, которая вся — как полет бабочки над ивой, — пробормотал он почти неслышно строчку из полузабытого стихотворения и отмахнулся от вопроса дочери, что он шепчет себе под нос. А потом встал, спокойно выключил компьютер и налил себе и Дине зеленого чая.
Девушка точно рвалась в бой — ей немедленно нужно было поведать отцу все, что она узнала, испросить совета, разработать план дальнейших действий, — но доктор Сяо несколькими скупыми жестами предложил ей успокоиться и немного помолчать. Он хотел, чтобы она взяла паузу в своих поисках истины, хотел, чтобы ее душа обрела хотя бы подобие равновесия и гармонии. Внимательно глядя на возбужденное лицо дочери, он думал о том, что рано или поздно наступает такой момент, когда отец бессилен полностью помочь детям, укрыть их от бед и напастей, спасти от душевной смуты и телесных страданий. Но в силах отца всегда остается одно: дать разумный совет. И, помолчав над чашкой тончайшего голубого фарфора, убедившись с грустью, что Дина ждет лишь возможности произнести вслух имя своего драгоценного Ло, он наконец позволил дочери говорить.