Умереть за Христа
Шрифт:
Положили, в конце концов, Анечку в больничку отдохнуть, и она там таким парнем познакомилась, с таким парнем…– Анька слизнула с губ чёрную помаду и понизила голос, – говорят, он настоящий психопат.
– Психопат? Чо это за зверь такой?
– О, он не такой, как все остальные. Например, пошли мы позавчера всей нашей компашкой на кладбище ночью потусить, и увидел там Шаман котёнка. Положил его на надгробие, достал нож, ушки ему отрезал, лапки… Остальные возмущаться начали, сказали, что шаман больной, потом вообще свалили, слабаки, – Анька презрительно поморщилась. – Только я одна
– Шаман? Это кликуха такая?
– Да, погоняло, у него фамилия Шаманов. Он совсем взрослый и тоже гот, у нас с ним всё серьёзно, каждый день после школы меня встречает. Мама говорит, не закончу девятый класс – шкуру с меня спустит. Так куда пойдём?
– Айда в центр, погуляем. Есть на что?
– Дармоедка ты, Ксюха, как на тебя не посмотришь, всегда за чужой счёт пьёшь! Айда, есть, мне Шаман бабки одолжил.
В автобусе Анька как обычно рассказывала о своих многочисленных попытках суицида: «Вены я резала шестнадцать раз, травилась три раза. Один раз прыгала со второго этажа, но с Анечкой даже тогда ничего не случилось. Больше всего мне нравится резать вены…»
Ксюха с усмешкой слушала, как Анька делится опытом в суицидных делах, глядя на сидящую напротив солидного вида тётку. Судя по всему, та тоже слушала, и при взгляде на Аньку на лице её отражался непритворный ужас. Анька, всегда остро чувствовавшая чужие взгляды, не могла не заметить такого пристального интереса: «Не развешивай уши, тётя. Не тебе рассказываю».
Сидящий рядом с тёткой краснолицый мужик, судя по всему, муж, возмутился: «Выбирайте выражения, девушка».
Лучше бы он так не говорил.
– А ты за своей шалавой последи, чтобы она глазками туда-сюда не зыркала и ушки не грела на чужих разговорах!
Тётка побагровела от возмущения, а краснолицый сумничал: «Прежде чем хамить, на себя посмотрите, девушка. Как вас вообще родители из дома в таком виде выпускают? Не стыдно так выглядеть и так себя вести?»
– И как это мы себя ведём, а? – вставила свои пять копеек Ксюха, но никто не обратил на неё внимания.
– Девушка, я требую, чтобы вы извинились перед моей женой! – испепеляющий взглядом Аньку краснолицый от гнева аж со своего места привстал.
– Ты чо ко мне клеишься, урод, понравилась что ли? – игриво прошипела Анька. По её счастливому лицу было видно, что происходящее доставляет ей огромное удовольствие.
Тётка схватила мужа и потянула к выходу: «Не надо, Серёжа, оставь, нам выходить скоро…»
– А ну прекратили, сейчас высажу всех! – заорал из-за своей перегородки шофёр. И под хихиканье Аньки и Ксюхи тётка с мужем покинули автобус.
– Придурки, – констатировала Ксюха, а Анька с презрением добавила: «Слабак. Даже врезать мне зассал».
Вышли на следующей, неподалёку от остановки купили бутылку пива, и, попивая по очереди, побрели куда-то вперёд. Смеркалось, холодный ветер продувал насквозь, но, тем не менее, на улице было уйма народу.
– Бабка моя совсем меня задолбала, – сердито надув крашеные чёрной помадой губки пожаловалась Анька. – В каком-то городе парня сожгли на вечном огне, так она истерику мне закатила, типа, знаю я чем вы там, готы, занимаетесь… С парнем этим, конечно, здорово придумали, не помелочились. К счастью для моей бабули, наши неформалы только нудли разводить умеют – рок-концерты, посиделки с грустной музычкой – вот и вся любовь.
А бабка ещё святой водой меня брызгать выдумала, в еду мне её подливала. Но я-то её чую, сразу всё из тарелки в урну вываливаю. Мамка говорит, чего взять со старушки, отстала она от времени. Хорошо хоть мамка мою свободу не ущемляет, спокойно своим фэн-шуем занимается.
– А чего тебя эта святая вода так напрягает? Ну, подлила бабулька намоленной водички, но это же не отрава?
– Не понимаешь ты ничего, Ксюха, – самодовольно отхлебнула пиво Анька. – Я нутром её чую, меня от неё воротит. Брр, как вспомню… – Анька аж передёрнулась вся, как будто до лягушки дотронулась. – И вспоминать неохота. Надо каких-нибудь мальчиков подцепить, – Анька с сожалением глянула на ополовиненную бутылку, – всегда приятнее пить за чужой счёт.
– Да, – машинально согласилась Ксюха. – А что ты любишь больше всего в жизни, Анька?
– А чёрт его знает. – Анька задумалась. – Наверное, возможность самовыразиться, делать что хочешь. Свободу, короче. А ты?
Зажглись фонари. Ксюха с наслаждением вдохнула холодный свежий воздух, высунула руку из кармана куртки, глотнула пиво. – Ты точно сказала, свободу. Кроме неё у меня ничего нет. У тебя хотя бы родаки богатенькие…
– И чо с того? Всё равно для меня это не главное. Главное, что я не такая как все, могу нести всякую хрень, вести себя как хочу, одеваться, как хочу, могу дать по морде тем, кто имеет что-то против. А те, кто ведёт себя как все, одевается, как мама велела, боится врезать, если хочется мне противны, я таких ненавижу. Жизнь – для таких, как мы, Ксюха. А не для таких, как те баба с мужиком из автобуса, как тысячи людей, которые каждое утро тупо ходят на работу, заводят детей, подыхают. И не для их детей, которые проживут свои никчемные жизни так же, как и их рашен предки. Для нас!
– Да, ты права, – со злобой сказала Ксюха, глядя на сверкающую витрину магазина. На стройный манекен в изящных босоножках и стильном платьице. О таких босоножках и о таком платьице Ксюха может только мечтать, денег ни на то, ни на другое нет…
– Мерзко жить и ощущать, что ты – среднестатистический человек. – Ксюха оторвала взгляд от манекена и подтянула джинсы. – Разобьём?
– Чем?
– Надо кирпич какой-нибудь найти. На этой улице булыжники точно не валяются, пошли на соседних поищем….
Минут через десять, допив пиво и вытащив из бордюрчика клумбы по увесистой каменюке, подруги снова подошли к витрине.
– Издалека кидать не будем, – инструктировала Анька. – Мы не настолько трезвы, чтоб докинуть. Просто подходим вплотную к витрине, бьём с размаху и мотаем за угол. Ментов рядом не наблюдается, ответственные граждане вряд ли захотят с нами связываться, хотя… Тут, говорят, эти бывают, не помню, как называются, короче, помощники ментов, но в нормальной одежде.
– Да хрен с ними! – Ксюхе хотелось что-нибудь разбить, изуродовать, и как можно скорее. –Давай уже!