Умирать — в крайнем случае
Шрифт:
— Нет, Питер, я не настолько наивен. Правда, мисс Линда обладает внушительными формами, до которых нашей худышке Бренде, скажем, далеко. Но все же она — дама и не сможет заменить Боба или Ала, не говоря уже об обоих вместе. Вы в самом деле можете сбежать. Ну хорошо, сбежите. А дальше что?
Он умолкает, чтобы я мог сам ответить на вопрос. Потом поясняет:
— У этой проблемы, как у любой проблемы человеческих отношений, есть две стороны: ваша точка зрения и моя точка зрения. Начну со второй. Если вы склонны меня покинуть, сделайте это сейчас же, не вовлекая меня в крупные расходы и риск. Я предпочитаю закрыть дело о Питере вовремя, как закрыл дело о Майке,
Я машинально киваю и снова углубляюсь в рассматривание кончика сигареты.
— Теперь ваша точка зрения: что вы выиграете, если сбежите? Вы не получите ни свободы, ни материальной выгоды, словом — ничего. Зато потеряете возможность получения крупных сумм, которые будут возрастать по мере работы канала. Эти суммы в свое время позволят вам удалиться в какой-нибудь тихий уголок и начать безбедное существование. Вместо всего этого вы окажетесь в тюрьме, и, наверное, надолго, потому что самовольно сбежали с судна и не явились на него, когда оно стояло здесь при обратном рейсе. Я забыл вам сказать: пока вы бродили по улицам Сохо, ваш корабль пришел и ушел без вас. Но это еще не все. Старина Дрейк не забывает своих должников. Всплывет на белый свет убийство Майка, чему очень обрадуется здешняя пресса: как же, болгарский агент ликвидировал болгарского эмигранта. Правительство ее величества пошлет ноту, вас будут заочно судить за убийство, и вообще поднимется такой шум, что вам он обойдется недешево там, на месте, где вы и будете за все расплачиваться.
Дрейк умолкает, чтобы смочить пересохшее горло. Потом заявляет:
— Да, у вас есть полная возможность сбежать. Ну и что, если сбежите? По-моему, вы не так глупы, Питер, чтобы пойти на это.
— Я думал, что наконец-то заслужил ваше доверие, — неохотно бормочу я. — А оказывается, это не доверие, а голый расчет.
Рыжий удивленно поднимает брови.
— Доверие? Это слово употребляют довольно часто, но я уверен, что никто не понимает его смысла. Дорогой Питер, доверие можно питать только к одному человеку: к тому, кого вы крепко держите за горло.
— На какой день вы намечаете мой отъезд?
— О, у вас будет время все хорошенько обдумать, подготовиться. И отпустить красивую бородку. Говорят, за каждой бородой скрывается подлец. Но я уверен, что эта поговорка не относится ни к вам, Питер, ни к покойному Георгу Пятому.
5
В зеркало на меня смотрит лицо, которое мало напоминает физиономию Эмиля Боева. Правда, оно изменилось не так сильно, как после второй обработки у Боба и Ала; хорошо, что Дрейку не взбрело в голову использовать эту пару в качестве гримеров. Они могли бы так меня разукрасить, что ни Борислав, ни генерал не узнали бы.
И все же этот смуглый черноволосый господин с небольшой бородкой, в дорогих роговых очках — не я. Это подданный Великобритании торговец Дональд Стентон, который через несколько минут отправляется в свадебное путешествие со своей очаровательной супругой Линдой Стентон. Я закрываю чемодан, беру его в руку и выхожу из комнаты, ощущая легкое злорадство: Линда ошиблась, чемодан мне все-таки пригодился.
— О мистер Питер, вы уже едете! — восклицает Дорис; сегодня ее очередь дежурить внизу.
Дорис в курсе всех моих приготовлений, потому что иначе и быть не может — нельзя отпустить бороду незаметно для окружающих. Однако добрая женщина не задает никаких вопросов. Она прекрасно знает, что на нашей улице много такого,
— Милая Дорис, я уезжаю с грустью и с надеждой, что когда вернусь, вы наконец обратите внимание на вашего верного поклонника.
— О мистер Питер, у вас всегда шутки на уме. Сначала постарайтесь вернуться…
Она не договаривает, но молчание ее выразительно. Наверное, из этой гостиницы и раньше уезжали люди, и не все они возвращались к Дорис и к жизни.
На улице, перед крупнокалиберным темно-зеленым «ягуаром» меня ждет шофер Дрейка. Непонятно, как эта машина умудрилась втиснуться в Дрейк-стрит. До сих пор мне не приходилось видеть ни машины шефа, ни его шофера, потому что маршруты мистера Дрейка по Сохо до смешного коротки и он не нуждается в средствах транспорта.
Человек в темно-синей фуражке молча кивает в знак приветствия, берет у меня чемодан, укладывает его в багажник, открывает передо мной заднюю дверцу машины, затем садится за руль и включает мотор, так и не сказав ни слова. Едем мы, конечно, за Линдой Грей, то есть моей супругой. Оказывается, она живет недалеко — по ту сторону Черинг-кросс, возле Ковент-Гарден, в довольно приличном с виду доме, — вероятно, здесь предлагают уютные меблированные квартиры по сносным ценам.
Пожалуй, правила хорошего тона требуют, чтобы я вышел из машины и встретил даму у дверей, но я не собираюсь это делать и не хочу приучать ее к излишним нежностям. Шофер помогает ей устроиться рядом со мной на сиденье, а я ограничиваюсь пожеланием доброго дня. После чего мы все трое замолкаем до самого аэропорта.
— Насколько я помню напутствия Дрейка, вам незачем изображать глухонемого, — замечает Линда, когда мы выходим из машины: шофер уже ушел вперед с чемоданами.
— Возможно, — хладнокровно отзываюсь я. — Но я никак не могу найти тему для разговора. Если хотите, чтобы у нас завязалась оживленная беседа, задавайте вопросы. Поинтересуйтесь, например, не кажется ли мне, что погода скоро испортится, и я вам отвечу: «Нет, дорогая, пожалуй, вы не правы» и прочее в этом роде.
— Я с первого раза поняла, что вы плохо воспитаны, — замечает моя супруга. — Но не знала, что вы еще и тупы.
— Это правда, я человек туповатый. Но все имеет свою положительную сторону: это помогает мне терпеть ваше присутствие.
Обмениваясь подобными супружескими нежностями, мы подходим к стойке паспортного контроля. Полицейский чин бегло перелистывает паспорт Линды и тут же ставит штамп выезда, а мою физиономию изучает очень внимательно. Я уже было решил, что дело швах, но он все же делает отметку о выезде. Вечная мнительность по отношению к бородатым людям! Очевидно, персонал, обслуживающий границу, полностью верит поговорке о бородах и подлецах.
Полет проходит при полном молчании обеих сторон. Линда игнорирует мои указания и не считает нужным задавать вопросы; я тоже игнорирую ее замечание и по-прежнему изображаю глухонемого. Не для того, чтобы ее позлить; просто у меня хватает своих забот. Я уступил ей место у окна и дал возможность наслаждаться видом облачных равнин — чего же еще.
Заботы мои — чисто профессионального характера. В моей профессии связь с Центром имеет жизненно важное значение, такая связь мне обеспечена, но воспользоваться ей я могу только в самом крайнем случае. А при конкретных обстоятельствах моего житья-бытья на Дрейк-стрит воспользоваться связью означало бы обречь ее — и себя — на полный провал. Я все еще нахожусь под наблюдением и не могу действовать по собственному усмотрению. Следовательно, не могу предупредить Центр о своем прибытии.