Умница для авантюриста
Шрифт:
«Кто ты, Гесс Тидэй?»…
Ийменбарвардаг — лучший учитель. Ему нет равных в умении вкладывать в головы учеников новые знания.
— Дракон не человек и не животное, — важно чеканит он известные факты. — Высшее существо, способное быть кем угодно. Истинное торжество трансформации, гимн природе, которая не знает слова «умирать», ибо способна перерождаться, меняя облик!
Это его любимый конёк — рассказывать о прародителях, о зарождении жизни на Зеоссе. Он никогда не повторяется слово в слово. Каждый раз можно узнать что-то новое, но мы часто пользуемся
— Драконы прибыли на Зеосс с далёких звёзд. Им пришлась по душе богатая твердь, способная удивлять и радовать. Им нравилось забавляться и менять суть веществ и материи. Я думаю, они были детьми — любопытными и ненасытными. Или очень молодыми, не утратившими ещё интерес и жажду к экспериментам.
— Как думаешь, Менбар, — вклинивается в рассказ учителя Бейбурмирмигмар, мой друг и вечный соперник. Мы только что поспорили, удастся ли ему повернуть разговор в нужное нам русло, — почему среди нас нет золотоволосых?
Учитель на миг умолкает и окидывает нас подозрительным взглядом. Всем известно: золотоволосые на Зеоссе — редкость, почти невозможное наследование. Появление таких детей — всегда праздник и знак. Но не среди кровочмаков.
— Потому что мы утратили этот признак драконов, когда умерли, — скрипит Менбар и пронзает нас острым взглядом: он чувствует, что все эти вопросы — неспроста, но разгадать ход наших мыслей ему не под силу. — У меня есть собственная теория. Мы были первыми, кого создали драконы. Сильные, ловкие, идеальные, почти неуязвимые. Очень похожие на них, прародителей.
Это что-то новое. Я замираю, вслушиваясь в слова учителя. Иногда он говорит смешные, на первый взгляд, вещи. Или нереальные. А потом оказывается, что во многом был прав.
— Наше племя на тот момент было исключительно золотоволосым, как и сами драконы. Уникальные создания, почти совершенные. Недавно я откопал в очень древней книге, что они звали нас айенниос — дети. Это потом мы стали кровочмаками, когда приняли смерть и воскресли по прихоти драконов.
Я почти не слушаю. Эту историю знают даже малыши. Драконы создали нас, мшистов — полуживотных, полурастений, деревунов — людей-растений и мохнаток — людей-зверей.
Мы заселяли Зеосс и учились уживаться друг с другом, находить общий язык с людьми. Но однажды Первородные собрались в одном месте, чтобы отпраздновать День Долгого Солнца, и попали в Слом Времени. Туда, где из-под тверди сочится сонный яд. Уснули навсегда. Погибли все сразу. Мужчины и женщины, взрослые и дети.
И тогда драконы опечалились. Впали в неистовство и пожелали, чтобы их самые дорогие и первые творения жили. Им удалось нас воскресить, но мы больше никогда не смогли стать живыми. Застряли между жизнью и смертью. Не старели, не болели. Не нуждались в еде и воде. Но чтобы жить, нам требовалась энергия. Кровь — самая универсальная субстанция, способная дать силы.
Теперь мы темноволосые и темноглазые. Мы быстро заживляем собственные раны и молниеносно передвигаемся. Умеем трансформироваться в одну из нескольких ипостасей: после смерти мы получили запоздалое наследие драконов, коим не обладали при жизни.
За любовь к крови нас прозвали кровочмаками. И до сегодня я понятия не имел, что мой народ назывался по-другому.
— Нас, первородных, становится всё меньше, — печалится Менбар. — Однажды мы вымрем.
Заунывная песнь, нагоняющая тоску. У нас редко рождаются дети. Раньше — чаще, сейчас очень мало. И чем дальше, тем дела с деторождением становятся всё хуже. Плохо быть самой древней, застывшей в развитии расой.
Вряд ли мы исчезнем навсегда — это моё твёрдое убеждение. Я пихаю Бея в бок. Друг делает попытку номер два.
— Говорят, в сокровищнице Первородных лежат доказательства, что никаких драконов не было.
Менбар смотрит на нас с подозрением. Он чует неладное. Инстинкты говорят ему об опасности, но нет оснований нас приструнить.
— Чушь. Кто тебе сказал такое, мой мальчик?
Только святой Менбар мог не слышать фантазии и домыслы, что шёпотом передаются из уст в уста его учениками. У неумеющих лгать есть свои способы развлекаться. Собирать сплетни, выдвигать смелые теории — один из них. Спорить на интерес по любому поводу — повальная болезнь. Доказать друг другу, кто круче, — это ли не радость? Это ли не возможность убежать от скуки?
— А ты бывал там, чтобы вещать об этом так уверенно? — Бей умеет выводить из себя всех. — Говорят, туда нет хода. Слишком большой секрет, чересчур великая тайна. Может, этого места вообще не существует?
— Нет никакой тайны! — вспыхивает Менбар. — Просто не каждому дано туда попасть!
Я вижу, как светятся из-под ресниц глаза Бея. Как сжимается рука в кулак. Есть. Он сумел. У друга дар: слышать мысли и видеть мыслеобразы ярко и чётко. Даже тайные, даже скрытые.
В этом суть нашего спора. Он узнаёт путь в сокровищницу Первородных. Я пытаюсь в неё попасть. В древнюю колыбель рода Бею дорога пока закрыта. Он не прошёл Посвящение — мал ещё, не достиг ста лет. А мне можно туда не только потому что вошёл в силу. Мой отец — один из тех, кого воскресили драконы. Глава рода Ай. Теперь я знаю, откуда это сокращение: айенниос — дети драконов.
— Всё просто, — возбуждённо шепчет Бей, как только нам удаётся удрать из обители Света, где нас бесконечно пичкают знаниями: век кровочмаков долог, поэтому до двухсот лет мы обучаемся, проходим ступени мастерства, обретаем Единственный дар, учимся трансформации, умением владеть разными видами энергии. — Нет никаких потайных ходов и лабиринтов, ловушек и хитросплетённых переходов. Всё это чушь и байки!
Я вижу, как друга распирает на части от собственной значимости, поэтому он не спешит делиться выведанным секретом. Главное — не показать интерес, иначе хождение вокруг да около продлится бесконечно.
— Надеюсь, Менбар ни о чём не догадался. Он слишком стар и очень хорошо нас знает, — делаю вид, что обеспокоен, и специально говорю о другом.
— Поэтому нужно поторопиться! — Бей легко шагнул в мою ловушку. — Путь в сокровищницу рода лежит через Стража. Ты можешь приказать ему или попросить.
Я скучнею на глазах. С чего Бей взял, что дракоящер будет меня слушаться? Этоне тот случай, когда я могу повелевать. Разве что на коленях поползать для острастки.
— Сирмарр на это не пойдёт. Ты не понимаешь.