Умница для авантюриста
Шрифт:
— Вы с Битом случайно не родственники? — хохочу и благоговейно прикасаюсь к мерцающей коже, что переливается полноцветной яркой радугой. Гладкий, тёплый, красивый. Мой. Он почти такой же и… другой. Выше на полголовы. Радужные всполохи живут, движутся, меняются, ходят волнами, отсвечивают перламутром. Тонкие длинные пальцы касаются моего лица.
— Мерцатели — наши тэмы. Животные, с которыми у нас неразрывная связь. Они проводники, охранники, дополнительное чутьё. Как лишнее ухо или конечность. Мы сильные хищники, а они — слабые трусливые создания. Но у нас иногда притупляется чувство опасности,
Он волнуется — я чувствую. Как же ему важно, чтобы я приняла его таким, как сейчас. Не разочаровалась. Делаю шаг вперёд и целую любимого мужчину в плечо. Слышу вздох облегчения.
— Это ещё не всё. Идём до конца в откровениях, чтобы не оставалось недомолвок и тайн.
Гесс отстраняется, снова вздыхает и снова преображается. Я вскрикиваю: в этот раз он меняется стремительно. Становится меньше. Миг — и передо мной стоит лохматое существо. Несуразное, с длинными руками почти до пола. Не человек, но и не зверь. Что-то среднее. Бурая шерсть — ровная и шелковистая. Так и хочется её потрогать. Забавные кривые ножки — коротенькие, но, наверное, сильные. И только глаза мерцают — удивительно притягательные, красивые. Глаза моего Гесса. Их я никогда не спутаю.
— Низшая ипостась. Экономная, позволяющая очень долго находиться без энергии. Самая выносливая и сильная. Неприхотливая. Даёт возможность регенерировать мгновенно, передвигаться молниеносно. Но у неё — свои недостатки. Чем дольше находишься в подобном состоянии, тем меньше остаётся человеческого. Инстинкты преобладают и поглощают эмоции, чувства. Экономят на всём, — лохматый чудик улыбается, а я таки глажу его по шелковистой голове. Он дышит мне в пуп. — Именно в этой ипостаси я вытянул тебя из бурных вод Мельты.
— Мягкое и цепкое, — вспоминаю. — Я даже не поняла, что это было, но запомнила шерсть, что колыхалась в воде, как водоросли.
— Я боялся тебя напугать. Хорошо, что ты больше ничего не запомнила. Ну, и последнее.
Не успеваю моргнуть, как лохматое существо сминается, словно ком или кусок теста, распадается на половинки, чтобы взмахнуть радужными крыльями. Большая бабочка кружит по комнате и мягко приземляется мне на руку. Я стою не дыша. Боюсь прикоснуться, чтобы не смазать удивительный радужный рисунок. Лишь поворачиваю ладонь в разные стороны, чтобы лучше рассмотреть. Огромная. Бархатная. Лёгкая. Удивительная.
Не выдержав, подношу руку к губам и осторожно целую пушистую чёрную голову с усиками. Почти невесомо. Бабочка взмахивает крыльями — неожиданно мощными. От колебания воздуха колышутся волосы, словно налетел ветерок. Ещё одно мгновение — и радужный Гесс стоит передо мной, протягивая руки.
— Последняя для меня первозданная ипостась. Магическая сила, связывающая каждого кровочмака с миром, породившем нас. Для каждого она — своя. Для некоторых — не единственная. А теперь иди сюда.
Я прячусь в его объятьях. Надёжных и крепких. Поднимаю лицо, чтобы посмотреть в любимые глаза.
— Знаешь, мне неважно, как ты выглядишь. Потому что всё это — ты. И если бы ты никогда мне не открылся, я всё равно смогла бы распознать тебя. По глазам. Губам. Жестам.
Тьма его глаз вспыхивает звёздами — влажными и настоящими. И столько любви и нежности в любимом взгляде, что хочется провалиться в него и остаться там навсегда.
Его губы находят мои. И становится не до разговоров. Мы любим друг друга не спеша. Любуемся. Наслаждаемся прикосновениями. Я чувствую, как переплетаются наши чувства. Мои с его. Его с моими. Ещё сильнее, хотя, мне казалось, больше невозможно. И когда мы становимся единым целым, столб света вырывается наружу и слепит. Заслоняет всё, даруя экстаз.
— Люблю тебя, люблю, — исступлённо шепчут его губы. А каждый толчок подстёгивает меня, ведёт к свободе, к жаркому небу — одному на двоих. Это как вскрик в унисон; как слаженный взмах крыльев, что отрывают от земли и отправляют в стремительный полёт к заоблачным и уже досягаемым высям…
Глава 37. Кому отворяются двери
Рени
На тело Гесса можно смотреть бесконечно: радуга его кожи меняется ежесекундно, перетекает из одного цвета в другой, смешивается, набегает волнами. Он похож на медленные тягучие завораживающие воды глубокого омута.
— Как, оказывается, много можно сделать, когда встаёшь на рассвете, — смеюсь и трусь о мужа всем телом. Мой муж — произношу мысленно и не могу поверить, что это правда. Как-то всё быстро и неожиданно. Но то, что он мой — полностью и бесповоротно — верю всем сердцем. — Надо собираться, — вздыхаю тяжело, сожалея, что нельзя спрятаться от всех куда-нибудь хотя бы на неделю. А лучше на месяц. Нет, на год. — Где-то там бродит наша неприкаянная Герда. А ещё ждёт Фолионто. Пора заставить его жить. Скрипеть всеми суставами, но шевелиться.
Гесс встаёт, и я любуюсь им, не могу наглядеться. Он снова прежний — смуглый поджарый хищник. Я надеваю привычную рабочую одежду — брюки и блузу, у Гесса выбора нет: белая рубашка ложится мягкими складками. Тёмные бриджи подчёркивают стройность его длинных ног.
Я бы хотела, чтобы со мной осталась его частица. Ребёнок. Крохотное существо, которое не позволит забыть самого лучшего, предназначенного только мне мужчину.
Гесс оборачивается резко, и я пугаюсь. Он смотрит на мои руки, прикрывающие живот — бессознательный жест каждой женщины, которая грезит о материнстве. Тень сожаления мелькает в его глазах. Не желаю знать, почему. Никто, даже он, не вправе отобрать у меня надежду.
— Пойдём? — он кивает и хочет что-то сказать, но я не даю, страшась, что с его губ слетят слова, способные безвозвратно разрушить мои мечты.
Вихрем вырываюсь наружу, жмурюсь от слепящего солнца. Все уже в сборе. Ждут. У Орландо — маска вместо лица. Неподалёку стоит Марселла. Крутые кудри вьются чуть ниже плеч. Мне жаль её. Но, может, однажды её любовь достучится до сердца, предназначенного ей судьбой?
Фолионто притих в ожидании. Поскрипывает, но голоса его почти не слышно. Все собравшиеся смотрят на меня с интересом. Несколько недель мы трудились плечом к плечу, но так никто и не смог понять, как действует древний механизм. Смутно подозреваю, что хитрец отводит глаза.