Умножители времени
Шрифт:
Чинами и званиями батюшкой-самодержцем Петром Брюс обижен не
был. После Полтавы орден Андрея Первозванного был пожалован. Большая
честь! Главный Орден России, и он, шотландец Брюс, награду сию один из
первых получил. После Северной войны был титулован в графское
достоинство. Хотел ему император даже чин тайного советника дать, но Яков
кое-как вежливо отказался. Не любил он совещания-заседания, подписи под
"политесными" бумагами ставить. И так ведь
дипломатом немного. Если честно, заседания Сената, бывало, прогуливал. То
раздвоение себе учинял, то глаза отводил. И подпись его на бумагах
"нечистых" не осталась. Бывает, гневается государь: "почто не подписал?". А
он: "Да вот она". А потом и исчезает подпись-то! Но Президентом Берг -
коллегии исправно прослужил. Нравилось инженерные, горнорудные,
металлоплавильные дела обустраивать. Он - слуга государева дела, а не холуй
царский!
33
Уйдя в отставку, Яков Вилимович заскучал. Он - человек, кипящий
энергией. Но бесстрастный, в отличие от любимого Петра Алексеевича.
Поселился он, переехав из Петербурга в Москву, с Марфушкой в Немецкой
слободе, в старом своём доме. Да не обустроишь в городском доме ни
лабораторию, ни обсерваторию. А без них никак. Но повезло: сенатор
Долгоруков продавал свое подмосковное имение в Глинках. Ха, из
воспитателей Петра Второй в тести к нему наметил! Яков Вилимович
скорейшим образом оформил сделку купли-продажи. Усадьба-то близко, в
сорока двух верстах от Москвы. Хоть барский дом и хозпостройки все пришли
в негодность, энергичного Брюса сие обстоятельство не смущало. Он все
перестроил по-своему, на современный лад, в европейском стиле. И главный
усадебный дом, и парк. Ему не нужны архитекторы, ему нужны покой и
секретность.
Надо сказать, что подобная по замыслу и стилю, но небольшого размера
дача у него уже была. Близ Финского залива. Теперь он построил усадьбу,
достойную фельдмаршала... И ученого-оккультиста, с сетью подземных ходов,
тянущихся аж до озера.
Ах, жена, ах, Марфуша... не уберег, не смог помочь... Брюс был в эти
дни, когда Марфа Андреевна заболела и вдруг скончалась, на Финской даче. На
этой даче он много лет тайно хранил забальзамированные особым образом, по
его методике, тела двух любимых дочек, умерших в детстве. Но умерших для
всех, в обыденном смысле, а для него, алхимика Брюса, уснувших до времени.
Он уже нашел, нашел у тех же Авиценны, Парацельса и других гениев
медицины древности и средневековья новый, надежнее прежнего рецепт
оживления, но не был уверен. Не был уверен, так как и прежний метод,
были разработаны и опробованы (и им тоже!) на собаках и людях, хоть и
старых, совершенно одряхлевших, но живых. А тогда, в апреле одна тысяча
семьсот двадцать восьмого года, ему нужно, крайне важно было быть на даче и
вместе с лекарем Иоганном, присматривающим за телами, да и всем
34
хозяйством, собирать апрельскую росу. Но что-то мешало ему сделать
операцию, и он вернулся в Глинки. Ехал он от Петербурга до Москвы с
хорошими мыслями, что вот готов, совсем уже готов его новый дом, любимое
детище - усадьба, и будут они с Марфой там жить дружно и счастливо. Мысли
были хорошими, а на подъезде к Москве заныло сердце. Почувствовало утрату.
Её, жены, уже нет на земле четвертый день, она в земле, а накануне были
третины. Гонца, мужика местного, сразу послали за Брюсом, да где-то
разминулись. Яков Вилимович весь день пробыл на могиле, казнился, винил
себя. Но поделать уже ничего не мог. Нет! Нет! Его пронзила мысль: "Это
судьба взяла с него Плату за спасение, возрождение двух других жизней,
дочерей". Он будто услышал голос жены из могилы: "Езжай! Спасай!
Умоляю!"
Как подброшенный, вскочил он в коляску и менее чем за двое суток
доехал до дачи. Опешившему Иоганну велел готовить инструменты.
Каждую из дочек требуется прооперировать в течение не более получаса.
Серьезной операции на сердце с одновременным вскрытием черепной коробки
организм человеческий выдержать не сможет. Нет пока у Якова такой
возможности. Да, тела законсервированные, будто неживые. Но суть его метода
– встряска головного мозга и сердца практически одновременно с
энергетической поддержкой. Значит в сердце, точнее в предсердие - укол, но
сначала вены освежить кровью с росой. В какой дозе? Это "узкое" место... И
ещё есть одно самое сложное при манипуляциях в мозгу. Яков Вилимович
поставил перед собой на подоконник склянки с росой. Темнеет, нужно
торопиться. Иоганн на столе уже готовит первую девочку, разложил все
инструменты, материалы, порошки и бальзамы. "Сколько?..." Две, три или
четыре склянки влить? У Парацельса неясно по поводу дозы изложено. Имя-то
какое чудное: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Пять склянок
и возьму! Да, этот гениальный Бомбаст "взорвал" всю древнюю медицину.
Многое там пересмотрел. Но, главное, ввел в медицину химию и алхимию! И
35
энергию тонкого мира! Он называл её "внутренней звездой". Мысль становится