Умножители времени
Шрифт:
Посередине зала стоял открытый саркофаг. Рядом на коленях стояла и
рыдала Исида. В чёрном шелковом одеянии, с чёрным платком на голове. В
ворота вошли воины, напоминающие мамлюков. В руках дротики, короткие
копья, секиры, кинжалы, тесаки и булавы. За спиной луки и щиты. Они встали
по периметру зала у стен. Далее появляются жрецы, они оплакивают Осириса.
Цветомузыка, лучи света шарят вдоль стен, останавливаясь на саркофаге и
Исиде. Звучат только
вчетвером вносят сооружение с бегущими по нему огоньками.
– Это мост, симоволический мост между миром реальным и
потусторонним - шепчет Мона.
Мост установили над саркофагом. С моста начинают свисать нити, по
которым побежали капли света.
– Это капли росы - шепчет Мона.
Осирис воскресает и исходит из гроба. Обнимает Исиду. Исида обнимает
Осириса.
Всё стихает, гаснет весь сет.
– Идите, идите, Осирис к Исиде, - толкает Глеба Мона.
– Смелее дорогой
мой! Тот, другой "Осирис" ушёл. Теперь - вы.
Глеб Сергеевич впотьмах делает несколько шагов и попадает в объятья
Даниэлы. Они оказываются на любовном ложе. Вспыхивает иллюминация.
Начинает звучать музыка. В ней экстаз, ликование. Начинаются танцы, более
112
похожие на акробатику. Все заполняется чувственностью, появляется пряный
запах и волшебный дым. Воины- мужчины встают на одну ногу, иногда делая
пируэты и вновь замирая. Танцовщицы из Индии, Персии в пурпурных
шёлковых костюмах выгибаются и кружат в каком-то "свальном" клубке
полуголых тел. Вносят столб.
– Это столб "Джед" - шепчет Дана- Исида.
– Колонна, фаллос.
Колонну поднимают. Затем из ворот "выплывает" ладья со статуей
Осириса. На одной стене появляется световая картина.
– Мы в храме. Храме жизни и наслаждений - шепчет Даниэла.
Глеб чувствует прикосновение её горячих губ к своему уху, ощущает её
учащённое дыхание.
На другой стене вспыхивает другая картина. Страшноватая. На её фоне
какой-то злодей хватает обнажённую красивую девушку и скрывает её "под
землей". Рычит "собака" в человеческий рост.
– Это Бог загробного царства Аид.
– шепчет Дана.
– А пёс этот злобный огромный зачем?
– спрашивает взволнованно Глеб -
Надеюсь, ненастоящий.
– Конечно. Это Цербер, трёхголовый пес, охраняющий вход в царство
Аида. Помните, Геракл смог победить Цербера только потому, что накануне
прошел мистерию.
Ещё на одной стене появилось изображение вакханалии. Музыка
сочилась иступлённым сладострастием. Появился Дионис (Вакх, Бахус). Он
принимал то образ быка,
прикрывая лобочки и сосочки шёлковыми розовыми комочками возлежали
вакханки. Мужчины-сатиры изображали совокупляющихся скарабеев,
крокодилов и других животных. Иной раз они так стучали копытами, издавая
такие трубные звуки, или вибрируя в ликовании страсти, что липкое
вожделение охватывало всё и вся вокруг. Собственная воронка желания вряд ли
могла оставить холодным воображение артистов. И когда трое танцовщиц,
113
сбросив с головы миртовые венки, начали изображать фелляции сатирам,
фантазия Глеба вызвала в памяти Клеопатру, которая будто бы делала минеты
для тысячи мужчин и не только языком, губами, ртом, но и горлом. Он
направил возбуждённый взгляд в сторону Даниэлы, собираясь процитировать
Пушкина "Кто купит ценою жизни ночь мою?" Но нет, цитаты были
неуместны. Даниэла возлежала на ложе. Масляные глаза, пухлые губы
приоткрыты:
– По сценарию сейчас следует зачатие - Дана прикрывает глаза и
притягивает к себе Всеволожского-Осириса. Её страсть передается мужчине, но
публичность и театральность сковывают его железом.
– Что же вы? Двигайтесь на мне! Вы должны быть натуралистично... ну то
есть реалистично, ... то есть похоже.
Только сейчас Глеб Сергеевич замечает, что она лишь в трусиках, да
груди прикрыты лоскутами шелка. Неожиданно для себя он чувствует, что
железо уходит из мышц и сосредотачивается в одном органе. Ну нет! Он
отодвигается и все слабеет. Ещё он чувствует недовольный горький взгляд
Моны: "Эх ты!".
– Ах, Боже мой! Лягте на спину, я сяду сверху - приказывает Даниэла.
–
Вот, вот так, хорошо.
– Она начинает двигаться.
– Вот... да... отлично...
замечательно.... Ах!
... Когда эта часть представления закончилась и они, уже втроём сидели
за столом, Глеб Сергеевич заметил, то теперь уже Мона была "не в своей
тарелке". Она не поднимала глаз на Глеба и молчала.
– Ты чего, сестрёнка? Дуешься, как будто?
– спросила Дана как ни в чем
не бывало.
– А-а-а. Поняла - она улыбнулась и поцеловала Монику.
Глеб что-то говорил по поводу спектакля, что-то спрашивал, обращаясь
умышленно к Моне и пытаясь её "расшевелить". Но та лишь вяло кивала и
односложно отвечала "да", "нет".
– "Да" и "нет" не говорите. Вы поедете на бал?
– шутил Глеб.
114
– Так, - заключила Даниэла спустя двадцать минут - вот третий пакет.