Умный дикобраз
Шрифт:
Оказывается, бобёр молодой плыл вверх по речке, приглянулось ему местечко под железнодорожным мостом. Решил он тут нору вырыть. Над ним поезда грохочут, а он знай себе роет, всё глубже да глубже.
Бобра поймали, принесли в мешке обратно в заповедник. Он в мешке пыхтел сердито, пока его в речку не выпустили, подальше от железной дороги.
В июне хорошо в лесу.
Над речкой голубой зимородок пролетит, усядется на сучок и замрёт. Смотрит в воду. Вдруг нырнёт, вынырнет с рыбкой в клюве, полетит кормить птенцов.
Гнездо у зимородка — пещерка в обрыве над рекой.
Вечером, как сядет солнце, из дупла вылетают на охоту летучие мыши, порхают над лесными полянами, хватают майских жуков.
В июне летучая мышь летает с мышатами. Они у неё по два, по три сидят на животе, в шёрстку вцепятся, ждут, когда мама-мышь поймает жука. Прожорливые они. Как мышь жука поймает, мышата разевают рты и верещат. Я всё удивлялся, как мышатам не страшно над лесом с мамой-мышью летать, ведь можно сорваться, а крылышки у них ещё слабые.
На рассвете, когда кричат петухи, летучая мышь возвращается в дупло. Крылья сложит, повиснет вниз головой и спит вместе с мышатами весь день до вечера.
Черничное варенье
Звери и птицы в тайге кормятся около кедра, даже медведь осенью отъедается на кедровых орешках и ложится на всю зиму в берлогу спать.
Но в эту осень кедровые орешки не уродились, и голодные медведи бродили вокруг посёлка.
Выйдет утром хозяйка на огород, а все грядки истоптаны медвежьими лапами.
Голодный медведь может и в избу вломиться. Хорошо, у кого собака есть, она залает и всех разбудит.
Я жил в пустой избушке на самом краю посёлка. За окном сразу начиналась тайга, а ружья у меня не было.
Вечером пришёл ко мне знакомый охотник и спокойно так говорит:
— Если медведь вломится в дверь, выскакивай в окно и в посёлок беги, а если в окно заберётся, бей его скамейкой по голове!
— Разве в темноте разберёшь, где у него голова?
Охотник говорит:
— Тогда ведром греми погромче, медведь железного грохота боится!
Ведра у меня не было.
Положил я около себя железный котелок с ложкой и тут же уснул.
Не знаю, сколько проспал, сквозь сон слышу — кто-то постукивает, царапается когтями по стене.
Я вскочил — корябает по бревну! Застучал ложкой по котелку — перестало. Немного погодя опять зацарапало.
А на улице уже рассветает.
Посмотрел в окно — никого нет.
Открыл дверь, вышел на улицу, а это поползень вниз головой ползает по избушке, брёвна клювом простукивает, ищет жучков.
Я на него даже заорал со злости. Он пискнул и улетел в тайгу.
Днём взял я в посёлке у охотника ружьё, зарядил разрывной пулей и пошёл по берегу речки в тайгу.
В тайге тишина. Налетит ветер, скрипнет ветка, да тоскливо закричит чёрный дятел. Ружьё держу наготове, потихоньку иду, за ветки не задеваю, чтоб не шуметь.
В одном месте вся кора с берёзки ободрана: это голодный медведь когтями муравьёв выковыривал.
Один поворот реки прошёл, второй — нигде нет медведя. И вдруг за третьим поворотом, где чёрные ели, такие высокие, что под ними темно, кто-то как рыкнет, как завизжит!
Я ружьё вперёд, кусты раздвинул — смотрю: на камнях костерок горит, а вокруг огня вертится рыжая собака, из хвоста у неё валит дым. Подбежала к собаке девочка с ведёрком, вылила ей на хвост воду, меня увидела и совсем не удивилась, а стала на собаку жаловаться:
— Машка ленивая очень, всё время у костра спит, а во сне хвост кладёт в огонь. Весь хвост спалила… Дяденька, вы охотник?
— Да так, гуляю, ну, может, и медведя встречу!
— Дяденька, дяденька, он здесь вокруг ходит, не даёт мне варенье варить! Хотите, я вас вареньем угощу черничным? Тогда вы его прогоните?
Сняла девочка с угольков кастрюльку с вареньем, помешала ложкой и дала мне попробовать. Варенье-то без сахара, кислое-кислое. Ем его, а сам стараюсь не морщиться.
— Очень вкусное варенье! А тебе одной не страшно, медведя разве не боишься?
— Я не одна, я с Машкой. Медведь всё вокруг ходил, кустами шуршал. Машка на него лаяла, а я кинула камень. Он испугался и убежал.
— Тебя как зовут?
— Таня. Я во втором классе теперь учусь.
Таня рассказала мне, что отец её уехал в горы к оленеводам. Что скоро пригонят всех оленей вниз, в посёлок, а за оленями спустятся с гор большие «настоящие медведи». Вот тогда будет страшно: охотники на оленях разъедутся по тайге соболевать, а «настоящие медведи» останутся вокруг посёлка.
Я Таню спросил:
— А какие они, «настоящие медведи»?
Таня зажмурила глаза, подумала:
— Большие-пребольшие и чёрные. Я их всё равно не боюсь, у нас в школе есть ружья!
И Таня рассказала мне, что зимой мальчики пойдут в тайгу с учителем Петром Ивановичем: они будут белковать и соболевать, учиться разводить костёр, когда снег падает и все дрова мокрые, узнавать следы зверей…
Пока Таня рассказывала, Машка опять заснула и во сне подползла к самому костру, но огонь уже погас, подул ветер с реки, и серая туча захватила полнеба.
— Таня, скоро уж вечер, надо домой идти, уроки делать!
Залили мы костёр водой и пошли в посёлок. Впереди рыжая Машка, за ней Таня с кастрюлькой черничного варенья, за Таней я иду, ружьё у меня за плечом, потому что медведей я уже не боялся.
С тех пор как ночью в тайге вдруг лошадь захрапит или затрещит в темноте сучок, я ружьё беру в руки и спокойно жду.
И даже когда на свежих следах «настоящего медведя» спал, только подумал, как медведь в темноте подкрадывается, не мог уснуть. А потом вспомнил черничное варенье, Машку ленивую с горелым хвостом, храбрую Таню, и страх прошёл.