Умный дикобраз
Шрифт:
Топ их, конечно, увидел и сразу за куропаткой погнался. Куропатка притворилась хромой, птенцы притаились в камнях, Топ лает и бросается во все стороны: вот-вот схватит птенчика! Я его поймал, и, пока куропатка всех птенцов не собрала и не увела в лес, я Топа не выпускал, держал за шею.
Наконец забрались на гору. Отсюда далеко видна тайга. Лесной ворон медленно вдоль хребта летит и головой вертит, высматривает добычу.
Вот он уже совсем близко, слышно, как крылья с каждым взмахом шумят.
И вдруг Топ поджал хвост и прижался к моей ноге. Ворон на него посмотрел и полетел дальше.
Я Топа стал стыдить:
— Ах ты трус, на птенчиков кидаешься, а ворона испугался!
Топ глаза в сторону отводит, виляет хвостом. С тех пор, когда он меня не слушается или за бурундуком побежит, я вынимаю из мешка полотенце и хлопаю по воздуху. Топ думает, что это ворон летит, и от страха поджимает хвост.
В Саянах
В Саянских горах есть хребет. Тувинцы называют его Эргак Торгак Тайга — Большая Великая Тайга.
Снежные вершины блестят на солнце, и тайга сверху кажется мёртвой. В тишине печально закричит чёрный дятел, да пролетит кедровка в зелёных кедрах.
Налетит ветер, стряхнёт с лиственниц в распадке золотые иголки на снег — и снова тишина. Не слышно птичьих голосов, и кажется, что нет больше ни зверей, ни птиц. Но это только кажется.
Лоси и олени сейчас на южных склонах гор, на солнцепёках.
На снегу цепочка соболиных следов. На поляне следы оборвались, чернеет кучка глухариных перьев. Глухарь не успел взлететь, соболь вцепился глухарю в горло, и… остались на снегу только перья да пятна крови.
Только что тайга была мёртвая, но вот за десятки километров слетаются вороны. У воронов свои сигналы и свои законы: «Сегодня добычу нашёл я — позову других. Завтра добычу найдёт другой — позовёт меня». Медведь-шатун нашёл добычу, он ест, а вороны сидят на кедрах, ждут, когда он отойдёт от туши. С карканьем налетят, начнут клевать мясо.
Вечером закат был красный, и ночью подул северный ветер. Загудела тайга, закурились снега на вершинах гор. Звёздочка загорелась высоко в чёрном небе. Налетела тучка, звёздочка погасла.
Далеко в тайге горит огонёк. Это светится окно охотничьей избушки. Потрескивают дрова в железной печке, мыши пищат под полом. Охотник сидит за столом, набивает патроны.
К рассвету пурга заметёт старые следы зверей, и рано утром соболь выйдет на охоту, оставит свежий след. Лайка загонит соболя на вершину кедра. Будет лаять на соболя, он зафыркает на лайку, и охотник подойдёт незаметно и убьёт соболя.
Танец верблюдов
Зимой в Казахстане видел я верблюжий караван. Верблюды глаза от снега закрыли и шли навстречу метели. На первом верблюде, вожаке, сидел мальчик. Он держался за горб и тоже глаза зажмурил.
А вожак шёл с открытыми глазами.
Вся шерсть у верблюдов заиндевела, на морде сосульки выросли, и ресницы покрылись белым инеем. На последнем верблюде нагружена была войлочная юрта.
Ветер раздувал войлок, как парус, и верблюд наклонялся в одну сторону. Видно, издалека шёл караван, и тяжело было верблюду, он тихо стонал.
Караван скрылся в степи, а я всё удивлялся: верблюды такие большие и покорные, даже маленького мальчика слушаются…
Весной подул южный ветер, снег намок, и верблюды стали задумчивые.
Их погоняют, кричат, а они стоят на месте, жуют жвачку и смотрят куда-то далеко, о чём-то мечтают.
Потом снег остался только в оврагах. Бугорки просохли.
Степь стала рыжая от прошлогодней травы. Прилетели жаворонки, орлы, кулички.
Суслики стояли жёлтыми столбиками у норок и звонко свистели.
Степь проснулась и зазвенела.
И тут верблюды взбесились. Они убежали в степь, подальше от людей. И там бегали, кувыркались, оставляя на траве клочки зимней шерсти.
Однажды я услышал, как за холмом кто-то топчется, от пыли не видно кто.
Я подошёл поближе, а это верблюды отплясывают. То передними ногами топнут, то задними. То передними, то задними. Передними, задними…
Верблюды танцевали танец весны. Они радовались, что прошла зима, греет солнце и они живы.
Весной
На дворе шёл снег, было холодно.
Но я знал, что в Казахстане сейчас весна. И так мне захотелось увидеть, что делается там весной, что я пошёл на вокзал, купил билет и поехал.
Сначала поезд мчался среди лесов. И вечером закат был багровым от мороза.
На Волге мокрый ветер качал деревья, грачи уже прилетели и ходили по полям.
В Казахстане снег лежал в ямках около телеграфных столбов.
Весенний верблюд нюхал рельсы и линял. А на одной станции продавали кисель, и дикие осы садились на руки, и в степи родился голубой верблюжонок, слабенький и слепой.
Я спросил казаха, когда у верблюжонка глаза откроются.
— Как откроются, его в сарае запрут, — сказал он.
Я удивился:
— Он, наверное, погулять захочет?
— Нельзя ему погулять, — вздохнул казах и рассказал, что у верблюжонка кожа на пяточках ещё нежная, а в степи скорпионы под камнями притаились, и змеи, и ядовитый паук каракурт. И все они только и ждут, чтоб верблюжонок в степь убежал.
Поезд поехал дальше.
Я стоял у окна, думал: змею увижу или скорпиона. Но так и не увидел.
Только на повороте увидел я, как мчится паровоз, а впереди, около рельсов, стоят жёлтые столбики. Вот-вот налетит паровоз на столбик…
И вдруг столбик катится в степь. Это суслики. Они свою храбрость показывают.