Умри, если любишь
Шрифт:
– Это здорово – чувствовать такую близость к человеку, даже когда он ушел.
– А разве с теми, кого любишь, может быть иначе? – удивилась женщина. – Если их нет перед глазами, это не означает, что все связи потеряны.
– Хотелось бы мне вам поверить, – вздохнул Уилл. – Моя мама несколько лет как умерла. Но я ничего такого не чувствую. Она умерла – и всё.
– А те ваши любимые люди, кто жив?
– С отцом мы не очень ладим, – признал Уилл, – но сестру я люблю. Люблю больше всех. Мы с ней всегда были очень близки.
– Что ж, это хорошо, – кивнула
– Да, конечно, – ответил он. – Просто я не знаю… Я должен ей кое-что рассказать и думаю, что после этого все переменится… – Он замолчал, внезапно осознав, что заплачет, если и дальше будет говорить.
– Все хорошо, – успокоила его она. – Вам нет нужды что-то мне рассказывать.
Уилл повернулся к окну и попытался как можно незаметнее вытереть слезу. Он надеялся, что ему удастся сохранить самообладание в этой летящей консервной банке, выбраться из которой не представлялось возможным.
– Может, вам полегчает, если вы выговоритесь? – спросила женщина.
Уилл покачал головой.
– Вы не захотите это услышать.
– Может, и захочу, – ответила она. – Послушайте, если вы чего-то стесняетесь, так это напрасно. Как только мы выйдем из самолета, вы больше никогда меня не увидите.
Уилл огляделся, еще не веря, что он собирается поделиться своим секретом с совершеннейшей незнакомкой. Но женщина говорила правду: больше они никогда не увидятся. И ему требовалось с кем-то поделиться – стравить внутреннее давление, которое долгие годы только нарастало. Она даже не знала его имени, и он мог не вдаваться во все подробности. Уилл обратил внимание, что пассажиры впереди и сзади в наушниках: смотрели фильм. Мужчина на соседнем кресле спал. Их никто не подслушивал.
– Ладно, – кивнул он. – Я расскажу.
Глава 44
Эмма и Стюарт наблюдали, как детектив-инспектор Гаснер просматривает фотографии. Лицо его оставалось непроницаемым, словно в руках он держал сданные карты для покера.
– И вы не представляли себе, что вас фотографировали? – спросил он, обратив особое внимание на фотографию Эммы в окне ее квартиры.
– Нет, – ответила она. – За исключением пары фотографий, которые он сделал около Примроуз-Хилл.
Лицо Гаснера оставалось бесстрастным. Потом он положил фотографии на стол и сел напротив них, рядом с детективом-сержантом Дейвисом.
– Так кто, вы говорите, этот человек? – спросил он.
– Его зовут Эрик, – ответила Эмма.
– Фамилию не знаете?
– Нет, – в голосе девушки слышалась злость: этот вопрос он задавал уже второй раз за какие-то пять минут. – У меня есть номер его мобильного, но я не знаю, где он живет. Он говорил, что проводит много времени около Примроуз-Хилл.
– Как вы раздобыли эти фотографии?
– Отняли у него, – вмешался Стюарт. – Я отнял.
– С применением силы?
– Он не пострадал, – пояснил Стюарт. – Мне требовалась только пленка.
– Правда? – В голосе Гаснера прозвучали угрожающие нотки.
– Мы думали,
– Но ни одна из этих фотографий не сделана вчера вечером? – спросил Гаснер.
Эмма покачала головой.
– Нет.
– Эмма, – продолжил Гаснер, – я понимаю, как вам сейчас тяжело. И я знаю, что вы пытаетесь найти ответы на множество вопросов… как, собственно, и мы. Но так нельзя. Вы не можете подменять собою закон. Если вы думаете, что справитесь с этой работой лучше нас, приходите на службу в полицию. – Он невесело хохотнул. – Бог свидетель, пополнение нам нужно всегда.
Эмма промолчала.
– Вы хотите обелить Дэна. Я и это понимаю, – продолжил Гаснер. – Но на текущий момент нет у нас никаких улик, свидетельствующих о том, что на Ричарда Карлтона напал не ваш жених, а кто-то другой. Мы можем ошибаться, но сейчас ситуация такова. Эти фотографии могут доказывать, что у вас есть поклонник, который, похоже, преследует вас, но они не связывают Эрика с чем-то еще.
– То есть вы не собираетесь поговорить с ним. – Эмма чувствовала себя совершенно раздавленной.
– Я этого не говорил, – ответил Гаснер. – Наоборот, представленные улики как раз требуют разговора. Но это будет лишь предупреждение. А пока, если у вас есть что-нибудь еще, что может помочь следствию, дайте нам знать.
– Расскажи им о письме, – предложил Стюарт.
Эмма хотела заткнуть ему рот, но слово – не воробей…
– Как тебе после вчерашнего вечера? – спросила Каролина, одна из звезд мюзикла, пока они ждали за кулисами выхода на сцену. Пусть премьера прошла, репетиции продолжались из-за изменений в составе, которые произошли в самую последнюю минуту. Режиссер стремился добиться большей слаженности. – Прости, – добавила Каролина с извиняющимися нотками в голосе, – но я заметила, что и выглядишь ты сегодня не очень, и чуть выбиваешься из ритма.
– Ночь была тяжелой, – признала Лиззи, – но я не выпила ни капли.
– Понятно. – Но, судя по интонациям, Каролина ничего не понимала.
– Есть у меня одна проблема, – объяснила девушка, – и пока она не разрешится, трудно сконцентрироваться на чем бы то ни было.
Не вызывало сомнений, что репетиции в этот день – катастрофа. Лиззи не могла выкинуть из головы разговор с Эммой и ее обвинения. И она не могла понять, зачем Дэн вообще отправил это письмо? Чего он хотел этим добиться? Оно не имело никакого смысла.
Лиззи не винила Эмму за то, что та поверила обвинениям. Но ее огорчило решение подруги просто игнорировать ее. Утром Эмма положила трубку, не сказав ни слова, не выслушав объяснений. Вот что причиняло боль.
– Извини, Эм, – сказал Стюарт, едва полицейские ушли из квартиры. – Но они должны об этом знать. Нельзя такое скрывать – слишком многое поставлено на карту.
– Я не могу поверить, что ты это сделал, не обсудив предварительно со мной! Как ты посмел? – Эмма кипела от злости, вернулись все прежние ее сомнения и страхи касательно Стюарта.