Умри завтра
Шрифт:
– Да. Знаю.
– Надо вернуть ее в больницу. Позвонить в скорую?
– Росс… – запнулась Линн, – послушайте… я… – Затрясла головой, закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь разумно мыслить. – Боже мой, я теряю рассудок.
– Линн, – мягко сказал он, – понимаю, вы думаете, будто можете за ней дома ухаживать, но данная ситуация не только опасна для жизни, бедная девочка сильно страдает. У нее все тело сплошная рана. Температура высокая. Ухудшение состояния после нашей последней встречи катастрофическое. Если хотите услышать правду – она здесь не выживет.
– Хотите вернуть ее в Королевскую больницу?
– Немедленно. Нынче же вечером.
– Вы там когда-нибудь были, Росс?
– Несколько лет уже не был.
– Это не больница, а полный кошмар. Персонал не виноват. Там есть очень хорошие люди. Дело в системе. В системе национального здравоохранения. В государстве, в правительстве. Вам легко говорить о госпитализации, но на самом деле это значит сунуть ее в общую палату со слабоумными стариками, с боем добывать каталку… Вечером в половине девятого меня от нее выгоняют…
– Линн, детей не кладут в одну палату с взрослыми!
– Кладут, когда все кругом переполнено.
– Мы обязательно постараемся, чтобы такого больше не случилось.
– Росс, я адски боюсь за нее.
– Теперь она быстро получит трансплантат.
– Вы уверены? Действительно уверены? Знаете, как система работает?
– Доктор Грэнджер позаботится.
Линн тряхнула головой:
– Знаю, у доктора Грэнджера благие намерения, но он не лучше вас знает, как обойти проклятую систему. Раз в неделю по средам они встречаются и решают, кому на этой неделе будет сделана пересадка – при условии, что найдется подходящая печень. Сегодня четверг, значит, нам дадут зеленый свет не раньше будущей среды. Почти целая неделя. Проживет она еще неделю?
– Дома не проживет, – упрямо ответил доктор.
Линн стиснула его руку и выкрикнула:
– Росс, поверьте, здесь у нее больше шансов. Она выживет. Только ни о чем не спрашивайте. Пожалуйста, не спрашивайте, черт побери! – Из ее глаз градом лились слезы.
– Что вы имеете в виду?
Она помолчала, а потом сказала:
– Я привезу ее в больницу в тот самый момент, когда для нее будет печень. До тех пор она останется дома. Вот что я имею в виду. Ясно?
– Сделаю все возможное, – заверил Росс Хантер. – Обещаю.
– Знаю, сделаете. Просто поймите, что я мать и сама делаю все возможное.
82
Шел крупный снег. Йен Тиллинг поставил свой помятый «опель-кадетт» на пустом месте на улице в паре сотен ярдов от центрального входа в Северный вокзал. Когда выключил зажигание, мотор, как всегда, закашлял и лишь через несколько секунд смолк.
Он, Андреа и Илеана вылезли из машины. Ему нравится Илеана, преданная своему делу, полностью посвятившая себя помощи бухарестским бездомным. Личико хорошенькое, несмотря на хищный орлиный нос, но как бы специально для острастки поклонников волосы беспощадно закручены в старушечий пучок,
Йен не раз воображал, как потрясающе она выглядела бы с макияжем. Забавно, с какой настойчивостью сластолюбивый комиссар Раду Константинеску пытается пригласить ее выпить и с какой прямотой она его всякий раз отшивает.
По этой улице порой шляются проститутки, а нынче ни одной. Здесь они надеялись найти девушку по имени Ралука. Поднявшись по лестнице, они вошли в сумрачное, похожее на пещеру здание главного бухарестского вокзала. Йен заметил слева кучку уличных ребятишек. В сотнях ярдов дальше в слабом натриевом свете верхних ламп стоят полицейские, курят, шутят.
– Вон приятели Ралуки, – тихо сказала Илеана.
– Хорошо. Давайте им что-нибудь купим.
Йен вместе с девушками двинулся через пустой вестибюль мимо закрытого кафе «Метрополь», мимо бородатого старика в вязаной шапке, в лохмотьях, в резиновых сапогах, допивавшего бутылку спиртного. Этот старик, сколько помнится Йену, сидит на полу, прислонившись к стене, на одном и том же месте, в одной и той же одежде. Он шагнул к нему, бросил бумажку в пять леев на рассыпанную кучку мелочи и был вознагражден радостной улыбкой на морщинистом лице.
В гулкой тишине прогрохотали вагонные колеса, постепенно набирающие скорость. Взгляд автоматически метнулся к табло. Кондитерский киоск закрывается на ночь. Йен с трудом уговорил кислого владельца продать им шоколадных батончиков, печенья, чипсов и безалкогольных напитков.
Некоторые бродяжки ему знакомы. Высокий тощий парень лет девятнадцати по имени Тавиан, в голубой вязаной шапке с ушами, военной камуфляжной куртке поверх серой нейлоновой ветровки и прочих одежек, держит на руках спящего младенца, завернутого в вельветовую спортивную куртку и одеяло. Тавиан всегда улыбается, то ли по доброте душевной, то ли под действием «Ауролака». Тиллинг все-таки подозревает последнее.
– А у меня для вас подарки! – сказал он по-румынски, протягивая пластиковые пакеты.
Уличная компания дружно в них вцепилась, заглядывая внутрь, расхватывая содержимое. Спасибо никто не сказал. Илеана обратилась к девушке неопределенного возраста в яркой розовой куртке, блестящих зеленых штанах, с шарфом на шее:
– Стефания, как поживаешь?
– Не очень-то хорошо, – ответила та, разрывая пакетик с чипсами. – Погода поганая, правда? Время плохое. Ни у кого нет денег для нищих. Где туристы? Скоро ведь Рождество! Ни у кого нет денег.
Высокий угрюмый юнец с усиками, в вязаной шапке с вышивкой, черной овчинной куртке и грязных джинсах начал жаловаться на зверства индюков – полицейских:
– Никак в покое нас не оставят!
– Я Ралуку ищу, – сказала Илеана. – Никто ее сегодня не видел?
Компания переглянулась. Хотя было ясно, что все знают Ралуку, каждый покачал головой.
– Нет, – ответила Стефания. – У нас такой нет.
– Да брось, она была с вами на прошлой неделе. И я с ней при вас разговаривала, – напомнила Илеана.