Унесенные воспоминаниями
Шрифт:
Амелия аккуратно сняла руку Тома со своего локтя и, более не ничего не говоря, развернулась и пошла прочь.
Настоящая любовь не умирает даже под тяготой длительного расставания. Так, кажется, думала Амелия до этого времени. Может быть, они просто не любили друг друга, а просто попали под чары влюбленности, которая всегда так обманчива и частенько прикидывается истинными чувствами? Она так и не поняла этого. В юности все представляется совершено другим,
Теперь Амелия знала, что их история окончилась много лет тому назад. Конец отношений всегда равносилен смерти близкого человека. Это смерть надежд, образа жизни, ощущения части целого, чувства привязанности. И, как и любую смерть, ее следовало бы оплакать, но как-то Амелия не плакала в прошлом и уже не хочет делать этого сейчас. Просто она так и не отпустила Тома, хоть он и давно был не с ней. Но теперь можно спокойно сделать это и начать все действительно с чистого листа.
Она все же чуть-чуть погрустит, потому что скорбь необходима, чтобы излечиться. Может быть, в Нью-Йорке будет плакать, кричать, бить кулаками по подушке, а потом позвонит Одри и расскажет ей, что встретила Тома; поведает о том, как на короткий миг в ее сердце зажглась надежда на то, что все еще можно вернуть обратно. Да, просить о помощи — это не признак слабости. Слабость — уступить старым внутренним голосам, которые осуждают вас за то, что вам было плохо. Почему она раньше этого не делала? Не спрашивала Тома, что не так с ними? Не пыталась со всем разобраться? Думала, что все проблемы рассеятся как-то сами.
Глупая. Больше нечего сказать. Но обратно уже нельзя вернуться. Есть только путь вперед, иначе никак нельзя.
«Мы ничего друг другу не должны. Мы оба потерпели крах, провалились по полной программе, элегантно, виртуозно, набрав максимальное количество штрафных очков. Мы аккуратно разложили перед собой свои разочарования, потом свалили их в одну кучу и честно поделили между собой. Каждый взял свою половину. Вот так мы расстались сегодня», — подумала Амелия, когда села на свое место в самолете.
Если мы вступаем с человеком в близкие отношения, мы как бы вбираем его в себя, пускаем под кожу, даже на уровне физиологии. А когда отношения портятся, мы расстаемся и не видимся годами, но у нас внутри теперь живет не друг и не родственник, а любимый. Важно, если отношения завершились, зачистить физиологический уровень, отпустить из себя этого человека или ситуацию, с чем Амелия справилась, но сложнее всего оказалось выкинуть Тома из головы. И это можно было сделать либо с помощью понимания, либо сострадания, или же при помощи превращения воспоминаний в негативные чувства, но во внутреннем мире это много чего может разрушить — в областях времени и пространства, связанных с этим человеком. Нет, нужно обо всем вспоминать с теплотой. И отныне она так и будет делать.
Амелия почему-то улыбнулась, понимая, что действительно смогла отпустить прошлое. Воспоминания ее больше не терзали, они остались в аэропорту, и она не забрала их с собой в Нью-Йорк.
Они с Томом снова находились почти рядом, но никто не бросал друг на друга взгляды, словно они были незнакомы. Все точно в прошлом. Наверное, это единственный правильный итог, который они смогли вынести из этой встречи.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила светловолосая стюардесса, широко улыбаясь.
— Если только воды с лимоном, — просто ответила Амелия, доставая из сумки свернутый в рулон сценарий для прослушивания.
— Больше ничего? — последовал еще один вежливый вопрос.
— О нет, спасибо, — уголки ее губ легко дрогнули, когда она стала искать сцену, которую учила накануне.
— Сию минуту.
Наверное, ей можно позавидовать, ведь она была девушкой Тома Харди. Но Амелию никогда не беспокоили подобные статусы. Она хотела быть девушкой того, другого Тома Харди, которого не любили и не обожали во всем мире. Звучит эгоистично, но, оказывается, она хотела свой мирок, где есть место тишине, а музыка иногда ненадолго умолкает.
Вот что ей было нужно, и когда этого так и не случилось, все стало сыпаться. Странно, но почему-то она не смогла этого понять несколько часов назад, когда сидела с Томом в кафе, и только сейчас к ней это пришло, словно озарение. Настолько чистое и ослепительное, что ей захотелось написать записку Тому. Но она не будет этого делать. Не будет делиться с ним этим открытием. Пусть сам догадается обо всем. Ее это уже не должно волновать.
Сам Том был слишком погружен в себя, чтобы замечать, как Амелия улыбается. Он не ожидал ее увидеть спустя столько времени. Не ожидал, что придет к выводу, что временами он скучал по ней, как бы странно это сейчас ни звучало. Может быть, и не стоило вот так резко и неожиданно разрывать отношения? Но все случилось как случилось. Ничего уже не изменить, и винить в этом совсем некого. Пусть все остается, как есть, вернее, хорошим воспоминанием, ведь им есть что вспомнить.