Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
В лагере у Эрденн-Дзу к барону вернулась прежняя самоуверенность. Он вёл себя вновь, как в Урге или в Даурии, одним своим видом нагоняя на людей благоговейный страх. Словно не было ни полного поражения под Троицкосавском, ни дней бегства по степи. Никто не решался даже обмолвиться словом о том, что победители-красные численно и не превосходили «азиатов». Но о том сказал сам барон, произнеся для истории одну из самых своих знаменитых фраз:
— За пять лет русские не научились воевать. Если бы я так окружил красных, ни один не ушёл бы!
Когда эти слова дошли до атамана Семёнова, то он так прокомментировал слова возведённого им в генерал-лейтенантский чин фон Унгерна-Штернберга:
— Сущий монгольский Наполеон. Даже больше. Но на Чингисхана никак не тянет. Ламы в том не помощники...
Скоро отыскался и генерал-майор Резухин со своей 2-й бригадой Азиатской конной дивизии. Совершая марш-броски по таёжной, почти не заселённой части Забайкалья, он довольно далеко «забежал» на советскую территорию. Однако его там начали теснить со всех сторон, и бригаде пришлось маневрировать, чтобы не попасть в кольцо окружения. Резухин старался придерживаться плана, утверждённого Унгерном, и из-за страха перед ним не решался отдать разумный приказ отступить в монгольские степи.
В таком состоянии его и застал слух о том, что барон потерпел поражение близ Троицкосавска и Кяхты и бежал обратно в Халху. Такие вести привёз лазутчик, казак-бурят, побывавший у родных. Только тогда Резухин поспешил уйти из Забайкалья. Удачно лавируя между заслонами красных, он вывел свои полки в Монголию, сумев сохранить весь обоз и обе пушки с зарядными ящиками.
Унгерн и Резухин встретились на реке Селенге: первый вышел к её правому берегу, второй — к левому. Когда бригады соединились, командир «азиатов» решил привести дивизии в «полный порядок». Своей дальнейшей цели он не скрывал: новый поход против советского Забайкалья во исполнение «общего плана наступления» атамана Семёнова, который к тому времени уже усомнился в его реальности...
Вряд ли барон Унгерн фон Штернберг мог догадываться, какой внешнеполитический резонанс вызовет его неудачное вторжение в бурятскую часть Забайкалья. В Москве и столице Дальне-Восточной республики городе Чите поняли, что более основательного предлога для ввода сил Красной Армии во Внешнюю Монголию и быть не может. Год назад о таком вторжении в степную провинцию соседнего Китая не было и речи. Но теперь в Халхе были белые банды «бешеного барона», а китайские войска покинули страну, будучи разбиты в Урге и на Калганском тракте.
Однако вынести боевые действия Гражданской войны на территорию соседнего, только недавно получившего национальную независимость, государства можно было только с официального разрешения его правительства. А таких правительств в это время в Монголии было два: одно сидело в Урге и подчинялось воле Богдо-гэгена, второе находилось в советском приграничье, в Алтан-Булаке, называлось народным и придерживалось революционных идей.
Дальше всё разворачивалось по сценарию, который не раз будет «воплощаться» в жизнь во время существования Советского Союза. Ещё в середине марта 1921 года (повторно — в апреле) Монгольское народное правительство обратилось к правительству РСФСР с просьбой оказать ему помощь в борьбе с русскими белогвардейцами. Тогда решили поддержать красных монголов не столько войсками, сколько оружием и инструкторами. Теперь же, в середине лета того же 1921 года, ситуация выглядела совсем иной.
В первый день июня едва не было принято решение о военном походе в Монголию. Тогда на совместном заседании собрались члены Дальбюро ЦК РКП(б), представители Народного комиссариата иностранных дел РСФСР и правительства ДВР, члены Реввоенсовета советской 5-й армии. Обсуждался одна вопрос: о политике Советской России и ДВР в отношении Монголии в связи с начавшимся унгерновским походом в южную Сибирь. Однако тогда идея похода Красной Армии в монгольские степи единодушной поддержки не получила.
Неожиданно для многих присутствовавших на том заседании против военного похода резко выступил заместитель главы правительства ДВР Матвеев. Он закончил своё выступление такими словами:
— В нынешних условиях красноармейский поход на Ургу есть недоброкачественная политическая авантюра.
Матвеева поддержал командующий 5-й армией Матиясевич. Он говорил пространно, заявив, в частности:
— Занятие Урги — это одно, Унгерн — другое. Белый барон в военном отношении нам не грозит. Вопрос об Унгерне надо отделить от захвата Урги — это вопрос чисто дипломатический...
После того как Матвеева и Матиясевича поддержал временный главнокомандующий Народно-революционной армии ДВР Лапин, мнение участников совещания разделилось. И потому единого решения не случилось. Тогда Москва не стала настаивать на военной экспедиции в уже потерянную Пекином окраинную китайскую провинцию.
Но теперь, когда белый барон потерпел поражение и был изгнан обратно в Халху, встал вопрос о его «совершенной» ликвидации. В Алтан-Булак прибыли советские представители для переговоров с правительством красных монголов. Обсуждался план уничтожения унгерновских «банд». Накануне начала монгольской экспедиции Реввоенсовет 5-й армии издал следующий приказ:
«Военные действия на монгольской границе начали не мы, а белогвардейский генерал и бандит баран Унгерн, который в начале июня месяца бросил свои банды на территорию Советской России и дружественной нам Дальне-Восточной республики. Подтянув свои резервы мы отогнали Унгерна от границ РСФСР, ликвидировали прорыв Резухина и нанесли им чувствительное поражение.
Красные войска, уничтожая Унгерна... вступают в пределы Монголии не врагами монгольского народа, а его друзьями и освободителями. Каждый народ имеет право строить свою жизнь, как он этого хочет, как захочет большинство народа. Освобождая Монголию от баронского ига, мы не должны и не будем навязывать ей порядки и государственное устройство, угодные нам. Великое народное собрание всего монгольского народа само установит формы государственного устройства будущей свободной Монголии...
Во избежание всяких трений и нежелательных недоразумений между Красной Армией и монгольским народом при всех крупных воинских соединениях будут следовать официальные представители Народно-революционного правительства Монголии и представители Народного комиссариата иностранных дел...»
В приказе Реввоенсовета советской 5-й армии особо подчёркивалась важность установления самых добрых отношений между красноармейцами и местными жителями. От бойцов экспедиционных сил требовалось: