Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
По дороге Унгерн отправил часть своих казаков-бурят собирать на кочевьях восточной части Халхи племенные ополчения. Для штурма Урги требовалась не одна тысяча бойцов, а их пока не было. Но князья Лувсан-Цэвен и Дугор-Мерен каждый день успокаивали белого генерала:
— Когда подойдём к Урге, под твоими знамёнами будут тысячи монгольских всадников...
На берегах Керулена барон окончательно «породнился» с Халхой. Он официально признал себя её подданный, стал постоянно носить монгольские халат, круглую шапочку. Кавалерийские сапоги сменил на ичиги. Роман Фёдорович в таком одеянии часто посещал окрестные монастыри-дацаны, неизменно вызывая у лам умаление своими знаниями буддистской религии.
Но время не ждало. Унгерн торопился к столице Халхи. Надвигалась суровая степная зима, а его дивизия не имела ни тёплой одежды, ни надёжного крова. К тому же могли начаться болезни, поскольку от быстрых марш-бросков по степи выматывались и люди, и лошади. Внезапность нападения могла ошеломить китайцев, готовивших сейчас Ургу к защите. Роман Фёдорович говорил:
— Самое главное — не дать китайцам укрепиться к нашему приходу. А то нароют окопов и волчьих ям, чтобы лошади ноги ломали...
Когда начались первые бои унгерновцев с мелкими китайскими отрядами, встречавшимися по пути, сообщения об этом пришли в Пекин из Маньчжурии. Только тогда всем стало ясно, что это «всплыла» из небытия Азиатская конная дивизия семёновских войск. И что во главе её стоит не кто иной, как сам «кровавый» комендант станции Даурия. Имя генерала Унгерна-Штернберга вновь замелькало на газетных страницах.
Белый барон решил воевать под монгольской столицей по-европейски, выказывая манеры цивилизованного военного вождя. Он послал с одетым по такому случаю в парадный офицерский мундир сотенным командиром китайскому командованию ультиматум. В нём после привычных восточных предисловий говорилось:
«...Я, генерал русского царя барон Унгерн фон Штернберг, требую впустить моё войско в Ургу без сопротивления. Моя Азиатская конная дивизия должна отдохнуть в этом городе перед походом на север, к городу красных Троицкосавску, стоящему на монгольской границе...»
Отправляя в сопровождении небольшого казачьего конвоя посланца в Ургу, барон сказал офицеру такое напутственное слово:
— Можешь не упорствовать при предъявлении китайцам ультиматума. Но, предъявив его, мы, как говорят японцы, сохраним своё лицо на этой войне...
Впрочем, Унгерн знал содержание ещё не полученного ответа. Китайские генералы со всей вежливостью ответили парламентёру, полюбовавшись перед этим его мундиром при всех медалях:
— Передайте вашему генералу, что мы вынуждены отказать ему в нашем гостеприимстве.
— Почему, позвольте узнать?
— Урга переполнена китайскими войсками. Здесь такая скученность военных людей, что мы давно опасаемся возникновения в городе эпидемии...
Унгерн лично провёл рекогносцировку монгольской столицы, переодевшись по такому случаю в платье простого степняка. Собственно говоря, Ургу можно было с натяжкой назвать городом. Она состояла из нескольких хаотично разбросанных в степи поселений, стоявших поблизости друг от друга.
Столица Халхи (или Внешней Монголии) имела несколько названий. Ургой её называли русские — от монгольского слова «орго» — то есть «Ставка». Местные жители город называли Их-Хурэ («Большой Монастырь»). Столица Халхи только в 1911 году получила своё официальное название Нийслэл-Хурэ, то есть «столица-монастырь». Через тринадцать лет город получит своё последнее название — Улан-Батор.
Из нескольких самостоятельных посёлков — частей Урги больше всего напоминал городское поселение Маймачен, или, как он назывался тогда, Китайский Маймачен. Все остальные посёлки напоминали кочевые стойбища, настолько много в них было не кирпичных домов, а обыкновенных юрт. И столь же много было различного скота. В Урге располагалось необычайное множество буддистских монастырей.
Маймачен являлся китайским пригородом столицы Халхи. Он имел, в отличие от других столичных поселений, плотную, пусть и неправильную застройку. Маймачен многим напоминал запущенную средневековую крепость. В окружавшей его со всех сторон крепостной стене с несколькими воротами зияло немало и малых проломов. С наступлением темноты ворота запирались стражей по сигналу чугунного колокола, который звонил с высоты кирпичной сторожевой банши.
В Маймачене располагалась резиденция пекинского наместника Халхи, банки, конторы и торговые склады крупных торговых фирм, ремесленные мастерские, ресторанчики... Маймачен населялся исключительно китайцами: купцами, мелкими торговцами, ремесленниками, чиновниками. Здесь же в казармах располагалась большая часть гарнизона Урги. Поэтому Унгерн и решил штурмовать именно эту, ключевую часть монгольской столицы.
Здесь следует высказать барону, как профессиональному военному, упрёк в его тактических познаниях. Или подтвердить то, что в Павловском училище он мало чему научился. Готовясь штурмовать Китайский Маймачен, генерал не составил даже схематически план атаки, за что, собственно говоря, и поплатился уже утром следующего дня.
Вся организация штурма заключалась в непродолжительной беседе Унгерна-Штернберга с подчинённым ему генералом Резухиным:
— Сегодня вечером берёшь три казачьи сотни и занимаешь вон ту горку восточнее Маймачена.
— А что делать с китайцами, если они покажутся вблизи?
— Затеешь с ними перестрелку. Но патроны береги, их у нас осталось совсем мало.
— А вы, господин барон, где будете в это время?
— Я возьму остальные шесть наших конных сотен »подойду к тебе с артиллерией в следующую ночь.
— Когда будем брать Ургу?
— Пока не решил. Но» наверное, дня через два. Князья обещали прислать ещё сотню-другую своих конников...
— А чем будем их вооружать?
— Нечем. Винтовок лишних больше нет. Вот только если отобьём у китайцев их ружья.
— А пока на что будут пригодны княжеские цэрики?
— Будут для вида исполнять роль резервной конницы. Пускай китайские генералы посмотрят в бинокли.
— И что из этого будет?
— А то, что китайским солдатам от конной черноты на снежном поле страшно будет...
Генерал Резухин беспрепятственно занял высоты перед Маймаченом. Китайцы затеяли с ним при свете дня вялую перестрелку, которая под вечер затихла. В ожидании рассвета и в поисках, где можно преклонить голову, резухинские казаки разбрелись по ближайшим сопкам. Сам барон привёл к месту остальную часть Азиатской дивизии только следующей ночью.