Уничтоженный Кремль
Шрифт:
Тонкая лиричная нота в симфонии кремлевского великолепия. «На зеленом скате горы, — повествует описание Кремля 1883 года, — рельефно белелся силуэт небольшой церквушки, утонувшей в зелени окружавших ее дерев, и золотой ее крест небольшой яркой звездочкой венчал наклонившуюся набок колокольню». Именно такой, только на фоне заснеженного склона, предстает церковь Константина и Елены на картине М. В. Нестерова «Кремль зимой» (1897). А картина Н. К. Константинова «У Кремлевской стены» (рубеж XIX–XX вв.) передает невозможное в нынешней Москве настроение патриархальной тишины и спокойствия: сумерки, ни души кругом, тропинка между сугробов приводит к заснеженному церковному крылечку… Между прочим, картина почти документальна: в 1910 году гласный Московской городской думы
Маленькая церковка на зеленом скате горы… даже закрытая в 1918 году, конечно, она была как бельмо на глазу для хозяев советского Кремля. Это был первый храм, сломанный в Кремле в XX веке — его снесли летом 1928 года, окончательно опустошив кремлевский Подол. Решение о разборке церкви принял в мае 1928 года Секретариат ВЦИК под предлогом «расширения площади кремлевского сада». Приговор выносился без приглашения реставраторов и музейных работников. Как пишет В. Ф. Козлов, исследовавший документальную историю сноса храма, последовали протесты архитекторов Центральных государственных реставрационных мастерских (ЦГРМ) и Наркомпроса. Разборка была временно приостановлена, но 13 июня 1928 года Секретариат ВЦИК подтвердил свое решение о сносе. Реставраторы могли лишь обмерить приговоренный памятник старины. Известна акварель с его изображением работы реставратора Д. П. Сухова (1927).
Другой предлог для сноса храма выясняется из письма старого большевика В. И. Невского Сталину в защиту намеченных к взрыву Чудова и Вознесенского монастырей (1929): «На месте разрушенной церкви Константина и Елены в целях устройства спортивной площадки в Кремле доселе нет никакой спортивной площадки, а валяются кучи мусора».
Не спасло памятник даже письмо реставратора Н. Н. Померанцева, который пытался утихомирить советские органы, покушавшиеся на храм, неотразимым аргументом — участием В. И. Ленина в деле охраны церкви Константина и Елены в начале 1920-х годов. Согласно опубликованному В. Ф. Козловым письму Померанцева, «Владимир Ильич, гуляя осенью в Кремлевском саду под горой, обратил внимание на то, что в окне церкви Константина и Елены выбито стекло, и наступающая осенняя погода могла оказать вредное влияние на сохранность этого ценного памятника. Он тотчас же распорядился не только о вставке стекла, но через коменданта Кремля тов. Петерсона отдал распоряжение о закрытии железных ставень в окнах этой церкви».
В протоколах ЦГРМ за 1922 год и в самом деле есть записи о просьбе Ленина отремонтировать Константино-Еленинскую церковь. Подтверждает рассказ Померанцева в своих воспоминаниях И. Э. Грабарь: «Однажды Владимир Ильич дал нам такой нагоняй, от которого мы долго не могли опомниться… он заметил в одной из церквей разбитое окно… Владимир Ильич тотчас же сделал выговор зав. музейным отделом, сказав, что дело охраны памятников в Кремле стоит не на должной высоте… и что необходимо привлечь к строгой ответственности всех нас». Но, конечно, руководство «ленинской партии», успешно скрывавшее от нее даже «Письмо к съезду» и так называемое «Завещание Ленина», подобные резоны не принимало в расчет. Кроме одного — «необходимо привлечь»: Н. Н. Померанцев в 1930-е годы был арестован и осужден.
О церкви Константина и Елены в Москве вновь заговорили в 1989–1990 годах — в СМИ просочилась информация, что на месте храма началось строительство некоего здания для инженерно-технических служб КГБ и кремлевской комендатуры. Общественность возмущалась уничтожением фундаментов храма, но здание-таки было достроено.
Постскриптум
«Я слышу благовест, слабый постный.
— Под горкой, у Константина-Елены. Колоколишко у них старенький… ишь, как плачет!
Слышится мне призывно — по-мни… по-мни… и жалуется как будто».
Церковь Благовещения на Житном дворе
Церковь Благовещения на Житном дворе.
Еще в середине 1920-х годов Благовещенская башня Московского Кремля была увенчана не флюгером или орлом, как все остальные, а крестом. Башня служила колокольней пристроенной к ней церкви Благовещения на Житном дворе — единственной церкви, построенной в Кремле в XVIII столетии.
Житным двором называли в старину склад провианта, находившийся неподалеку. Как говорит предание, при Иване Грозном в Благовещенской башне была тюрьма. Молитва одного воеводы, мужа «вельми благочестивого», невинно туда заточенного и приговоренного к казни, была услышана. Ему явилась Пресвятая Богородица и велела просить царя об освобождении, обещая свое заступничество. Когда посланные от царя пришли за воеводой, на стене башни, обращенной вовнутрь Кремля, к царскому дворцу, они увидели «самописанный» образ Благовещения. Пораженный царь помиловал узника.
Церковь Благовещения на Житном дворе. Вид с запада. Рисунок 1880-х годов.
Как бы то ни было, фреска Благовещения XVII века действительно была на стене башни, с того же столетия называвшейся в честь образа. При образе была выстроена деревянная часовня, действительно чудом сохранявшаяся во всех кремлевских пожарах. Эта часовня, пристроенная к башне, изображена на нескольких старинных рисунках.
Церковь Благовещения на Житном дворе. Рисунок второй половины XIX века.
В 1730 году императрица Анна Иоанновна, заинтересовавшись рассказом об обретении святыни на башне, велела выстроить при ней каменный храм. Это было сделано в 1730–1731 годах по проекту архитектора Иоганна-Готфрида Шеделя, которого в России, правда, называли Иваном Ивановичем. Строительство храма финансировала гофинтендантская контора. Стена Благовещенской башни с иконой оказалась внутренней стеной церкви; обе постройки составляли, таким образом, единое целое. В 1733 году выяснилось, что постройка была плохо рассчитана и возведена на слабом фундаменте, вследствие чего стены церкви, пристроенные к кремлевской стене, начали отходить от нее. Храм после экспертизы архитекторов А. Евлашева и И. Мичурина пришлось перестраивать.
Образ Благовещения сохранялся здесь до советского времени. Он пользовался большим почитанием верующих, которые шли сюда помолиться о заступничестве Богородицы. Они приносили к нему «привески» — крестики, перстни, серьги, монеты, которые, как пишет в своем исследовании искусствовед И. Л. Бусева-Давыдова, записывал в специальную книгу дежурный капрал. В 1742 году в храме произошло чудо — сама возгорелась свеча; по такому случаю церковь посетила императрица Елизавета Петровна и пожертвовала денег на ризу для образа. Свечу больше не зажигали — ее хранили, согласно данным И. Л. Бусевой-Давыдовой, «для публичного свидетельства». Церковь имела статус ружной, т. е. не имела прихода и получала денежное содержание из казны. В храме бережно хранилось напрестольное Евангелие с надписью: «В лето 1731 ноября 3 дня сие святое Евангелие серебряное повелением благочестивейшей самодержавнейшей великой государыни императрицы Анны Иоанновны самодержицы всероссийской дано в церковь Благовещения Пресвятыя Богородицы, которая построена в Кремле городе на Житном дворе». Схожая надпись украшала серебряный крест, «построенный» в Благовещенский храм по велению Анны Иоанновны.