Уникум
Шрифт:
– Чемодан я оставлю, возьму армейский вещмешок, - сказал я той, убирая заряженный «Наган» в сидор, как в дверь вдруг резко и громко заколотили.
Мы замерли на миг, переглянувшись. Разогнувшись, продолжая держать в руке «Наган», я вопросительно посмотрел на Светлану. Та с работы отпросилась, чтобы проводить меня. Может с работы пришли, что срочное случилось? Та пожала плечами, сама не знала, при этом быстро убирая монеты в шкатулку. Пройдя к двери, я спросил:
– Кто там?
– Сантехник. Нужно срочно ключ от подвала. Заливает там. Прорвало опять.
Судя по хриплому пропитому голосу, действительно сантехник. Жаль не было дверного глазка. Светлана, что слышала сантехника, встав у меня за спиной, отмахнулась от моего вопросительного взгляда, шепнув на ухо:
– Всё нормально.
Та сняла ключ с вешалки и открыв дверь протянула ключ сантехнику. Вот и минусы жить на первом этаже рядом с дверью в подвал. Дом был сталинской постройки, но в этом подъезде малосемейки в основном, для не семейных специалистов как Светлана. Тридцать шесть квадратов её однокомнатная квартира со всеми удобствами. Закрыв дверь, та следом за мной прошла в комнату, и наблюдая как я аккуратно придерживая спускаю взведённый курок, и убираю револьвер в вещмешок, сказала со смешком:
– Меня поразило твоё спокойствие. Я подскочила от стука, чуть не родила в испуге, а тебе хоть бы хны.
– У меня атараксия.
– Что это?
– Это состояние которому свойственно отсутствие тревоги и беспокойства. Если проще, я не подвержен страху и вспышкам паники. В принципе это неплохо, но есть и минусы.
– В чём же?
Насчёт атараксии я сказал правду, это у меня из прошлой жизни. Я проверял, всё осталось. Однако, как я и говорил Светлане, есть и минусы.
– Я не был никогда военным и не знал что меня бесят люди отдающие мне приказы. Да ещё громким командным голосом. Имеется желание кулаком вбить слова обратно. Я пару раз чуть не сорвался. Знал бы о такой своей особенности, я бы от военных училищ подальше держался.
– И никак не помочь?
– Куратор в курсе, запись в личном деле об этом есть. Как мне пояснили, военная служба не моя стезя, отслужу год и демобилизуюсь. Надо было в университет какой идти, но сложилось так как сложилось. А проблему решить пробовали. Все командиры-преподаватели о ней извещены были и со мной общались теперь только громким командным голосом.
– Помогло?
– Спасала их моя высокая самовыдержка и отсутствие оружия в руках. Как я счастлив что этот кошмар закончился. А злобу в себе не копил, ты помогала сбрасывать.
– Так вот почему мы постель не покидали, и только в ней находились?
– Ага.
– А я ещё удивился откуда у тебя столько сил. Думала молодой, вот и неутомим, а ты всё это выпускал, все эмоции.
– Это да. В общем, как не печально, военная служба не для меня, а узнал я об этом поздно. Надеюсь привыкну. Как война закончиться быстрее пули на гражданку рвану.
– За восемь месяцев не привык, а тут привыкнешь?
– хмыкнула та.
– Не трави душу. Ладно, времени мало, научу пистолетом пользоваться и применять.
На это час ушло, с учётом того что мы ещё двадцать минут покувыркались в постели, я новых сил накопил. Ну покувыркались слишком громко сказано, с животом Светы — это сложно, всё же шестой месяц срок пошёл, но главное можно, и мы делали. Та записала мои новые данные, чтобы в метрику ребёнка внести, после этого мы собрались и посетили фотоателье, где нам сделали снимок. Света на стуле, я за спинкой стоя в своей новенькой красноармейской форме. Только сегодня надел. Фото на память, та уже сама заберёт, когда фото готово будет. Кстати, на форме у меня два значка, Ворошиловский стрелок второй степени, до первой немного не дотянул, всё же другие приоритеты важнее были, не разорваться же мне. Ну и значок отличника академии. Пусть и курсов, но всё же. Такие значки всего восемнадцать человек получили. Я как отличник замкомвзвода мог бы стать, но блатных у нас в группе хватало, и без меня было кого назначить. Мы под ручку возвращались на квартиру, я покидать её, а точнее постель, до вечера не планировал, как заметил музыкальный магазин. Деньги у меня были в нагрудном кармане гимнастёрки, поэтому притормозив кивнул на магазин:
– Зайдём?
– А ты умеешь играть?
– На аккордеоне и баяне.
– А почему в училище не брал?
– Я же не идиот. В этом случае я бы напрочь лишился личного времени, которого и так было мизер. А тут нужно восстановить навык, всё же год не играл. Пальцы конечно я разрабатывал, есть специальная гимнастика чтобы их в тонусе держать, но это не то. Тут именно на инструменте навык нужно поддерживать.
– Ну да. Тут ты прав. Давай зайдём. А пальцы у тебя красивые, длинные и музыкальные.
– Бывший родитель планировал что я как и он хирургом стану.
– Жаль, что твои родители умерли, - посочувствовала Света.
Я ей не говорил, что те умерли для меня, а не по-настоящему, пусть и дальше так считает.
– Да, жаль, - ответил я, козырнув командиру что шёл навстречу, капитан-артиллерист, и потянул за ручку, открывая тугую дверь, пропуская вперёд Светлану.
Мы прошли в магазин, кстати, совсем даже не пустой, тут с полтора десятка человек было. Несколько мам своим детишкам покупали их первый инструмент. Даже странно, среда, час дня, а столько народу. Мы прошли в зал с аккордеонами, где я завис, изучая ассортимент. Надо сказать, что о инструментах этих времён я мало что знал. Глеб был туг на ухо, не имел музыкального слуха, но к счастью у меня не было с этим проблем, я уже проверял, в академии был у одного курсанта баян, пробовал, получалось неплохо. Когда наконец появился продавец я уже выбрал. В принципе тут и выбирать было не из чего, оказалось в Союзе в данное время клавишные аккордеоны не были распространены, баяны да гармоники, и всё. Поэтому те четыре аккордеоны что были выставлены на витрине, оказались немецкими. Двух марок. Одна модель меня сразу не заинтересовала, а вот фирмы «Hohner», и с искривлённым для удобства руки грифом, очень даже понравился. Пока только внешним видом, как тот звучит я ещё не слышал. Накинув ремни на плечи, я отстегнул застёжку и проиграл пару нот, проверяя звучание. Пальцам пока непривычно, мне ещё предстоит изучать инструмент, но в принципе всё знакомо. Так что уже через десять минут я наигрывал незатейливую мелодию, продолжая знакомится с инструментом. Попробовал сыграть рок. Я этому учился в Бразилии, там классный мастер был по року на аккордеонах, но не получилось, сплошная фальшь. Нет, инструмент потянет такое звучание, я сам пока не тянул, нужно восстанавливать навык. Однако, чтобы сделать приятное Свете, стал наигрывать и приятным сочным баритоном запел, глядя той в глаза, уже никто не существовал для нас двоих, я и она:
– Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами!
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная, черная степь пролегла между нами.
Верю в тебя, в дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила...
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи.
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому знаю: со мной ничего не случится!.. (В. Агатов).
Света слушала внимательно, не отрывая глаз, а по щекам текли слёзы. У меня у самого защипало в глазах, хорошая песня, но сдержался. Я закончил, и сложив аккордеон, сдув меха, как раз застёгивал, когда услышал хлопки ладоней. Посмотрев в сторону прохода в соседний зал, увидел, что практически все посетители и продавцы слушали нас. Света отвернулась, утирая слёзы, хотя тут как раз стыдится нечего, а я, сняв инструмент, спросил у продавца: