Университетская роща
Шрифт:
Она шаловливо уселась к мужу на колени и принялась разделять его совсем уж высветленную годами бороду на три части, намереваясь заплести «косочку».
Крылов «косочек» не любил и мягко отвел Машины руки. Чтобы не обидеть жену, ласково погладил узкие, так и не ставшие «бабьими» плечи…
Это бы хорошо — вместе… Когда-то Крылов всерьез мечтал об этом. Он рассказывал Маше о замечательных женщинах-путешественницах — ими он восхищался искренне. О жене зоолога Алексея Павловича Федченко, которая сопровождала мужа по Тянь-Шаню. Она служила в экспедиции ботаником и художницей. Позже, когда муж трагически погиб на Монблане в Альпах, Ольга Александровна помогала
В пятидесятые годы в России не сходило с уст имя госпожи Невельской, последовавшей за мужем адмиралом Невельским на Сахалин и на Амур.
Екатерина Николаевна Клеменец разделила с мужем не только участь революционера-землевольца, сосланного в Сибирь по делу «чайковцев», но и славу археолога и этнографа. Лет пять-семь назад она ездила в Монголию и составила большой гербарий.
По ее примеру нынешним летом, сообщают газеты, в Монголию и Китай вместе с мужем-монголистом отправляется госпожа Позднеева…
Примеров было не так изобильно, но они имелись. Особое уважение у Крылова вызывали два имени, две отважные женщины: Мавра Павловна Черская и Александра Викторовна Потанина.
Не прошло и года с того момента, когда русская географическая общественность России потрясенно узнала о северной одиссее супругов Черских, о неженском подвиге Мавры Павловны. Дочь иркутской прачки, от природы чуткий и пытливый человек, Мавра Павловна стала сначала женой гонимого польского восстанца, сосланного в Сибирь, а затем достойной подругой ученого-путешественника. Иван Дементьевич страдал чахоткой, однако определил себя на длительные исследования на Колыме, на Севере. Умирающий, вел наблюдения, собирал коллекции. Предчувствуя кончину, просил жену: «Когда умру, положи меня на карбасе лицом на север…» Мавра Павловна так и исполнила. Она завершила это трагическое путешествие, ночевала на голой земле, преодолевала снежные бури. Продолжала вести научные наблюдения. Более того, сумела доставить в Петербург все материалы экспедиции, совершив двенадцать тысяч верст пути на собаках, на оленях, через горы и сибирскую тайгу. До этого из женщин только Мария Прончищева отваживалась путешествовать по Северу.
Александра Викторовна и Григорий Николаевич Потанины… С этими людьми Крылов давно мечтал познакомиться. Как путешественники и исследователи Азии они стояли в славном ряду с Пржевальским, Великим Охотником, и Певцовым. Эти люди — Пржевальский, Певцов и Потанин — создали географический лик Внутренней Азии. Трудно даже решить, кто сделал больше. У Пржевальского больше географических открытий, он первым проник в Ордос, в Нань-Шань, Тибет и на Лобнор. Михаил Васильевич Певцов, геодезист и астроном, прославился тремя экспедициями в Гоби, Кашгарию, Куньлунь, открыл способ определения географической широты — «способ Певцова». Но зато в ботанике и этнографии Потанин сделал больше, чем Пржевальский и Певцов, взятые вместе… Что касается Александры Викторовны, замечательной путешественницы, то следует особо заметить, что ее мужество и терпение не знают границ: все свои маршруты она совершила с безнадежно больным сердцем.
«Палатки не было… Ночевали прямо на снегу около большого костра. Просыпались рано, пили чай и сейчас же пускались в путь», — пишет Потанина о том, как они с мужем «налегке» возвращались в Иркутск при двадцатиградусных морозах, после второго своего путешествия в Китай. Сдержанно, по-мужски пишет.
Хотелось бы повидать этих людей. Да приведет ли судьба? Дороги — это всего лишь ниточки следов на громадной земле. Потанины сейчас в Китае, а он, Крылов, собирается
— Ну, что молчишь? — Маша искательно заглянула в глаза Крылова. — Говори: берешь меня с собою или нет?
— В другой раз, — улыбнулся Крылов. — А нынче, так уж и быть, на Степановские дачи… Кумыс пить.
И он возобновил подготовку к походу. Собрал мешок ржаных сухарей. Вместе с Немушкой и Габитовым сшил две парусинные палатки; одну побольше — для молодежи, вторую маленькую для себя. Изготовил папки-ботанизирки. Выпросил в госпитальных клиниках кое-какие необходимые лекарства. Оставалось получить в канцелярии проездной лист — и в дорогу.
Ранним июльским утром две подводы-долгуши остановились у Дома общежития. Студенты, отъезжающие на ботаническую практику, начали выносить немудрящий походный скарб: сундучки, плащи, узлы с одеялами. Немушка старательно укладывал пожитки, одаряя всех широкой улыбкой. Уж как рад был помощник, что Крылов решил взять его с собою!
Провожающих было немного: студенты, остающиеся на время летних вакаций в городе, два педеля, дозиравшие за образом жизни студентов, да Степан Кирович Кузнецов.
— Господа, господа… Привезите медведя! — шумели провожающие.
— Телеграфируйте о своем прибытии на Алтай.
— Ха-ха… Дятел простучит!
— Nikola, зачем вы учебники с собой берете? Кто их таскать за вами станет?
Кузнецов крепко пожал Крылову руку и, кивнув в сторону молодежи, с легкой завистью заметил:
— Веселая у вас компания, Порфирий Никитич. И мне бы нынче в поле… Раскопом заняться. Да нельзя.
Крылов сочувственно склонил голову. Он понимал глубокую обиду Степана Кировича: в окрестностях Томска обнаружились могильники со следами стоянок древнего человека, а господин попечитель предписал из библиотеки ни шагу. Дескать, не все пожертвованные фонды разобраны. Имелась в виду, прежде всего, библиотека самого Флоринского, которую он недавно подарил университету. Можно подумать, что не от работы с этими фондами, будто у рыбы окуня, покраснели глаза библиотекаря, не от сидения над карточками глаголем согнулась его спина!
— Душевно сочувствую, — сказал Крылов. — Мы ведь тоже нынче — на демократических началах…
Они поняли друг друга. Сам любитель истории и путешествий, Флоринский мало в ком еще признавал право на подобную страсть. Хотя и гордился созданными под его попечительством университетскими музеями, но коснись до дела — ни времени, ни денег…
— Пусть вам заздоровится на всем пути и сопутствует удача, — пожелал Степан Кирович. — О своих близких не беспокойтесь. Приглядим.
— Спасибо, — ответил Крылов. — Спасибо, дорогой Степан Кирович! Что ж, пора и в дорогу…
— С богом…
Крылов дал знать Немушке, и тот понужнул мохнатую, как собака, низкорослую университетскую лошаденку. Вторая коняга рыжей масти двинулась вперед послушно, стараясь не отставать.
Научная экскурсия к Золотым горам началась.
Вопреки своему невзрачному виду, лошади тянули ходко, и город скоро кончился. Пошла дачная местность: лесистые холмы, уютные ложбины, чистые ручьи, темно-зеленые клубы молчаливых кедровников.
Сначала, в близости от тракта, часто попадались и деревни. Это были преимущественно старожильческие поселения, небольшие, в двадцать-тридцать дворов. Хлебных полей встречалось мало. Зато сенокосные угодья по ту и по сю сторону дороги лежали изобильные. В деревнях было пустынно и пыльно. Вскоре и эти места человеческого обитания все реже стали попадаться на пути — и пропали вовсе. Придвинулась настороженная незнаемая тайга.