Унижение

Рот Филип

— Да неужели?

— Вы настоящая валькирия, а я просто старик.

— Может, и старик, но вы звезда, мистер Экслер. Не притворяйтесь, будто вы никто.

— Не зайдете ли в дом?

— Зачем? Вы и меня хотите соблазнить? Специализируетесь на перековке лесбиянок?

— Мадам, позвольте напомнить, что это не я за вами подглядывал. Это не я звонил ее родителям в Мичиган. И «мистеру Знаменитости» вчера вечером — тоже не я. Не стоит так быстро переходить на обвинительный тон.

—

Я не в себе.

— Думаете, она того стоит?

— Нет. Конечно нет, — ответила Луиза. — Она ведь совсем не красива. И не так уж умна. И не вполне взрослая. Необыкновенно инфантильна для своего возраста. На самом деле она еще подросток. Сделала из своей любовницы в Монтане мужчину. Меня довела до того, что я стала преследовать ее. Кто знает, до чего она доведет вас. За ней тянется шлейф несчастья. Откуда в ней такая сила?

— Попробуйте догадаться, — предложил он.

— Думаете, все из-за…

— От нее исходит очень мощная сексуальная энергия, — сказал он и заметил, как Луиза съежилась от этих слов.

Да, совсем нелегко ей, проигравшей, встретиться лицом к лицу с победителем. Вот чем кончается безрассудное стремление увидеть счастливого соперника.

— Много от кого исходит мощная сексуальная энергия, — процедила Луиза. — Она ведь по сути дела девочка-мальчик. Взрослый ребенок, вернее, подросток. Этот ее хитрый наив! Дело не столько в ее сексуальности, сколько в нас самих: это мы наделяем ее силой, которой она в действительности не обладает. Пиджин сама по себе никто.

— Если бы она была никто, вы не страдали бы из-за нее так сильно. И сюда бы она не приезжала, будь она никто. Послушайте, почему бы вам не зайти? Разглядите все как следует.

А он узнает от Луизы побольше о Пиджин, хотя, разумеется, ее восприятие отравлено обидой: Пиджин ее бросила. Но Экслеру ужасно хотелось разбередить и без того кровоточащую рану и услышать еще что-нибудь о самом близком ему человеке.

— Нет, спасибо, мне хватило. Я и так совершенно раздавлена.

— Зайдите же в дом, — настойчиво повторил он.

— Нет.

— Вы меня боитесь? — спросил он.

— Я сделала глупость и прошу меня извинить. Я вторглась в вашу жизнь, сожалею. А сейчас я хотела бы, чтобы вы меня больше не удерживали.

— Никого я не удерживаю. Что у вас за манера приписывать мне то, чего у меня и в мыслях не было? Я вас вообще сюда не приглашал.

— Тогда зачем вы настаиваете, чтобы я зашла? Разве не потому, что это была бы настоящая победа — переспать с женщиной, с которой спала Пиджин?

— Не имею таких амбиций. Меня и так все устраивает. Я просто пытаюсь быть вежливым. Мог бы предложить вам чашку кофе.

— Нет! — возразила Луиза с холодной яростью,

чего он и ожидал — после фразы о том, что его «вполне устраивает» отнятое им у нее. — Нет, вы хотели трахнуть меня!

— Может быть, это вам хотелось бы, чтобы я испытывал подобное желание?

— Нет, это то, чего хотите вы.

— За этим вы сюда пришли? Чтобы вынудить меня сделать это? Отплатить Пиджин таким образом?

Больше она не могла выдерживать унижения и разрыдалась.

— Слишком поздно, слишком поздно! — всхлипывала она.

Экслер не понимал, о чем она, но не стал спрашивать. Она рыдала, закрыв лицо руками, дав наконец выход своей страшной обиде. Он повернулся и, опустив ружье, пошел к заднему крыльцу дома. Шел и старался убедить себя, что ничего из сказанного Луизой о Пиджин накануне по телефону нельзя принимать всерьез.

Позвонив вечером Пиджин, он не стал говорить ей про случившееся днем. И когда она приехала на выходные, не рассказал о визите Луизы. Но, даже занимаясь с Пиджин любовью, он никак не мог отделаться от мыслей о Луизе Реннер и от фантазий на тему того, чего не случилось.

3

ПОСЛЕДНИЙ АКТ

Из-за боли в позвоночнике совокупляться с Пиджин в положении сверху или сбоку Экслеру было трудно, так что он лежал на спине, а она садилась на него верхом, опираясь на кровать коленями и ладонями, чтобы не давить всем своим весом на его таз. Сначала ее умения этим и ограничивались, и ему приходилось ею руководить.

— Я не знаю, что мне делать, — робко шептала Пиджин.

— Ты оседлала коня, — улыбался Экслер, — теперь поезжай.

Когда он вставлял ей в попку большой палец, она глубоко вздыхала от удовольствия и шептала:

— Никто до сих пор туда ничего не засовывал!

— Это вряд ли, — шептал он в ответ.

Когда он вставил туда свой член, она впустила его очень глубоко — терпела, пока могла.

— Больно было? — спросил он.

— Больно, но это же ты.

Она подолгу держала его член в руке и внимательно следила, как убывает эрекция.

— Что ты там рассматриваешь?

— Он наполняет, — отвечала она, — как не могут наполнить ни дилдо, ни палец. Он живой. Это живое существо.

Она быстро научилась ездить верхом и вскоре, покачиваясь, поднимаясь и опускаясь, стала просить:

— Ударь меня!

Когда он влепил ей пощечину, она издевательски спросила:

— Сильнее не можешь?

— У тебя и так щека красная.

— Сильнее!

— Ладно, но зачем?

— Потому что я разрешила тебе. Потому что это больно. Потому что так я кажусь себе маленькой девочкой и одновременно шлюхой. Сильнее! Ну!