Unknown
Шрифт:
— Бльке как был — в мундире, затянутый в ремни, застегнутый на все пряжки и
пуговицы, — продолжал Мюле, — сиганул за ним в реку. Не вытащил. Нырнул вторично
и наконец выволок беднягу на берег.
— Благородный поступок, — сказал Бме.
— Погодите, это еще не все, — остановил его Мюле. — Как только «утопленник» пришел
в себя, Бльке у всех на глазах хорошенько вздул его — за то, что не потрудился
научиться плавать!
— Да, таков наш Бльке! — медленно проговорил Бме.
Аэродром размещался на большой поляне в лесу. Высокие деревья окружали самолеты —
точнее, те останки самолетов, которыми сейчас располагала эскадрилья.
— Живем мы возле дороги, — предупредил Мюле. — Запаситесь воском, чтобы заткнуть
себе уши: тут день и ночь ездят грузовики. Впрочем, потом вы привыкнете. Мы уже спим,
как младенцы, и грохот нам нипочем.
31 октября 1916 года, Ланьикур
Открытка, разрисованная цветами, лежала перед Бме на столе. Несколько девушек из
числа добровольных военных помощников, и в том числе Анна-Мари, желали герою-
летчику побед и процветания.
А у него на сердце был тяжелый камень. Нет, нужно написать ей. Нужно рассказать ей
все...
«Моя дорогая фройляйн Анна-Мари! Бльке нет больше среди нас...
В субботу во второй половине дня мы сидели в боевой готовности в нашем домике на
аэродроме. Я как раз начал с Бльке партию в шахматы — и тут, вскоре после четырех
часов пополудни, — нас призывают лететь к линии фронта. Пехота противника начала
наступление.
Бльке нас вел сам — как обычно. Очень скоро нас атаковало несколько быстрых
одноместных английских самолетов, которые, надо признать, очень умело обороняются.
Последовали бои с выписыванием в воздухе диких кривых. Лишь ненадолго удавалось
открыть огонь. Мы пытались зайти в хвост противнику, непрерывно маневрируя, — нам
часто удавалось добиться успеха таким образом.
Между мной и Бльке как раз очутился один англичанин, когда другой противник,
гонимый другом Рихтгофеном, перерезал нам дорогу. Молниеносно мы разлетелись в
стороны, и на короткое время Бльке скрылся за несущей поверхностью крыла. Лишь миг
мы не видели друг друга — и тут это и случилось...
Как мне описать Вам мои чувства? Как описать то мгновение, когда Бльке внезапно
вынырнул в нескольких метрах правее меня?! Он опускал свою машину, а я мою рванул
вверх, — мы столкнулись и оба полетели к земле! Это было лишь легкое касание, но из-за
огромной скорости оно оказалось равнозначно сильному удару. Судьба часто бывает так
страшно несправедлива в своем выборе: мне только оторвало правую стойку шасси, а у
него отвалилось все левое крыло.
После нескольких сотен метров падения я снова обрел способность управлять моим
самолетом. Теперь мне оставалось лишь следовать за падающим Бльке, который пытался
планировать в сторону нашей территории.
Только в нижнем слое облаков под сильными порывами ветра машина стала падать все
более и более отвесно. И я увидел, как перед самым приземлением он не смог больше
удерживать самолет в горизонтальном положении и как аэроплан ударился о землю
неподалеку от нашей артиллерийской батареи.
Оттуда тотчас на помощь устремились люди. Мои попытки приземлиться поблизости от
места крушения моего друга оказались безуспешными — земля там вся изрыта воронками
от снарядов и разрывов гранат. Так что я полетел на наш аэродром.
Приземляясь, я опрокинулся. Об этом мне рассказали только на следующий день, потому
что в те минуты это обстоятельство вообще никак не дошло до моего сознания. Я был
потрясен — и вместе с тем у меня еще оставалась надежда.
Но когда мы примчались туда на автомобиле, навстречу нам вынесли мертвеца! Он погиб
в тот самый миг, когда его самолет упал на землю. Бльке никогда не носил защитного
шлема и в «Альбатросе» не привязывался. Да и в любом случае это не спасло бы его при
таком ударе.
Лишь очень постепенно доходит до нашего сознания — какую же пустоту оставил после
своей смерти Бльке. Без него вс потеряло душу. Он был нашим вождем, нашим
учителем. На всех, кто с ним соприкасался, он оказывал неотразимое влияние — в первую
очередь своей личностью. Никогда и ничего не делал он нарочито, он был сама
естественность.
Если он рядом, значит — будет успех. И действительно, с ним нам удавалось почти все.
В эти полтора месяца он вместе с нами уничтожил почти шестьдесят вражеских
самолетов, оставаясь невредимым, и преимущество англичан уменьшалось день ото дня.
Нам остается лишь сохранить его дух в нашей эскадрилье.
Сегодня состоялся перелет в Камбрэ, откуда родители и братья героя будут сопровождать
его на кладбище в Дессау. Родители его — великие люди: при всей той боли, которую
они испытывают, они отважно держатся перед лицом неизбежного…»
Он больше не мог писать. Он знал: до последнего своего вздоха будет помнить тот
роковой миг — и падение «Альбатроса».