Упадок и разрушение
Шрифт:
пел Поль, -
– А где же Прендергаст?
– Ты что, не знал? Ему каюк.
– И с нами благодать.
– Наш Пренди к рыжему пошел.
К тому, который псих,
А рыжий загодя припас
Рубанок и пилу.
– Откуда псих достал пилу?
– Ему начальник дал.
Он, дескать, плотник.
Отпилил Он Пренди котелок.
Мой кореш слышал все, что там
Творилось за стеной,
А надзиратель сделал вид,
Что он тут ни при чем.
– О боже! Я погряз в грехах,
И мне спасенья несть.
– Наш Пренди полчаса визжал,
А рыжий черт пилил.
Считай, нам крупно повезло.
А то бы нам капут...
Начальнику утерли нос -
Тут надзиратель прав.
А м и н ь.
Что тут ни говори, а хорошо, что этот ненормальный выбрал Прендергаста. Кое-кто даже высказался в том духе, что рыжий сделал это по подсказке начальства. Смерть заключенного или надзирателя повлекла бы за собою расследование, которое могло бы основательно поколебать реформы
Полю не суждено было насладиться благами счастливого возвращения в лоно традиции, потому что через несколько дней его и других арестантов отправили в тюрьму "Эгдонская пустошь" для отбытия наказания.
Глава 4
"НЕ В КАНДАЛАХ - НЕВОЛЯ" [34]
Гранитные стены каторжной тюрьмы "Эгдонская пустошь" в погожие дни видны с шоссе. Здесь нередко притормаживают автомобили, и пассажиры выскакивают только для того, чтобы полюбоваться этим сооружением. Им хочется поглядеть на арестантов, и порой случай вознаграждает их: они видят, как цепочка закованных в кандалы, одетых в черное узников плетется через пустошь под конвоем вооруженного всадника. На первый взгляд может показаться, что здесь заключенные поглощены трудом, но это одна лишь видимость, ибо в Эгдоне масса времени уходит на то, чтобы дойти до каменоломни, выдать и пересчитать инструменты, снять, а потом надеть кандалы, так что пользы арестанты приносят немного. Но пассажирам на шоссе хочется хоть что-нибудь углядеть, а вернее, додумать, взирая на эти стены, и вечером они усаживаются за чай с совестью, слегка потревоженной воспоминаниями о стычках с кондукторами, о просрочках в уплате налогов и о тысяче других противозаконных мелочей, которых никак не избежать цивилизованным людям.
34
Цитата из стихотворения Ричарда Лавлейса.
В один осенний день Поль прибыл в Эгдон из Блекстона вместе с шестью другими заключенными, приговоренными к длительным срокам, и двумя надзирателями. Ехали они в, самом обычном вагоне третьего класса, причем всю дорогу надзиратели курили дешевый черный табак и делали попытки разговорить арестантов.
– Теперь Эгдон - не то что раньше...
– рассказывал один из надзирателей.
– Все там переменилось. В часовне - витражи, подарок вдовы бывшего начальника. Картина что надо: ангел выводит святых Петра и Павла из узилища. Правда, баптисты недовольны... Вот на прошлой неделе была у нас лекция про Лигу наций. Выступал парень по фамилии Поттс. Лекция, конечно, не так чтобы очень, а все, как-никак, развлечение... Говорят, у вас в Блекстоне тоже перемены...
– Да уж, перемены!
– ответил один из арестантов, после чего, бессовестно наврав с три короба, рассказал о смерти мистера Прендергаста.
Другой надзиратель, заметив, что Поль все время молчит, протянул ему газету.
– Почитай, сынок, - сказал он.
– Теперь не скоро газетку увидишь.
В газете Поль не нашел почти ничего интересного. Последние полтора месяца все новости о событиях на воле он черпал из еженедельных бюллетеней сэра Уилфреда Лукаса-Докери. Едва попав за решетку, Поль понял, что погоня за "новостями" проистекает не из чистой любознательности, а из стремления чем-то себя заполнить. На свободе и дня не проходило, чтобы Поль не прочел самым внимательным образом двух газет кряду, следя за бесконечным потоком событий и происшествий. Но вот цепь событий прервалась, а у Поля не было никакого желания ее возобновлять. Впрочем, он растрогался, когда, развернув газету, увидел расплывчатое, едва различимое изображение Марго и Питера. "Достопочтенная миссис Бест-Четвинд, - гласила подпись под фотографией, -и ее сын, унаследовавший от своего дяди титул графа Пастмастера". Ниже находилось извещение о смерти графа Пастмастера и краткое описание его безрадостной жизни. Под конец говорилось: "Предполагается, что в ближайшие дни миссис Бест-Четвинд и юный граф Пастмастер, последние месяцы отдыхавшие на своей вилле на Корфу, возвратятся на родину. В течение многих лет салон миссис Бест-Четвинд пользовался постоянным вниманием хорошего общества, а сама хозяйка салона считается одной из обворожительнейших светских женщин. Присвоение ее сыну графского достоинства напоминает нам о сенсации, вызванной в мае этого года помолвкой миссис Бест-Четвинд с мистером Полем Пеннифезером и окончившейся арестом последнего за несколько часов до свадьбы в одном из лучших отелей Вест-Энда. Новому лорду Пастмастеру шестнадцать лет; до последнего времени он обучался в частном учебном заведении".
Поль долго сидел на
За полтора месяца одиночества и самых серьезных раздумий Поль так и не пришел к выводу относительно Марго Бест-Четвинд: его сбивали и путали два несовместимых друг с другом подхода к делу. С одной стороны, на Поля мертвым грузом давили убеждения, взращенные поколениями богословов и школьных учителей. С их точки зрения, вопрос был сложен, но все-таки разрешим. Поль "поступил хорошо", защитив женщину, - это очевидно, но вот Марго никак не соответствовала отведенной ей роли, ибо в данном случае виновата была именно она, а он защитил ее не от беды или несправедливости, а от кары за содеянное преступление. У него дрожали коленки, когда голос Честного Парня нашептывал ему, что, коли Марго втравила его в эту историю, пусть сама и отдувается. Корпя над почтовыми мешками, Поль тщился найти какие-нибудь возражения, но безуспешно; зато он все больше убеждался в том, что общепринятый кодекс чести, которым руководствуется любой британец, где бы он ни был, разъедает червоточина. С другой стороны, что возразить на железную логику Питера Бест-Четвинда: "Ты только представь себе маму - в тюрьме"? Чем больше Поль размышлял над этими словами, тем больше убеждался, что они относятся к области естественного права. Он не мог не оценить уверенность, с которой Питер их произнес. Глядя на фото Марго - пусть даже такое нечеткое - Поль все больше укреплялся в вере, что существуют и не могут не существовать два разных закона, один - для нее, другой - для него, а тщетные и далекие от серьезности потуги радикалов прошлого столетия в основе своей глупы, пошлы и уводят в сторону. И дело не в том, что Марго богата и что он любит ее! Поль просто понимал, что Марго не может очутиться в тюрьме. Само сочетание слов, воплощающих эту мысль, звучит непристойно. Марго в тюремном халате гонят по коридору надзирательницы, как две капли воды похожие на мисс Фейган младшую. Марго посещают старушки из филантропического общества и пичкают ее брошюрами благочестивого содержания. Марго стирает в тюремной прачечной чужое белье. Все это невозможно, и если бы даже судебные крючкотворы привели ее за решетку, эта женщина, которую, как бабочку, накололи на булавку, была бы вовсе не Марго, а ее тезкой, отдаленно похожей на нее самое. Марго, хоть она и совершила преступление, нельзя посадить в тюрьму. Если уж кому страдать из-за того, что, по мнению общества, бедняжку миссис Граймс следует лишить той единственной работы, которую ей уготовала цивилизация, так пусть это будет он, Поль, а не чужая женщина, носящая имя Марго, тем более что каждый, кто побывал в английской школе, без труда освоится и в тюрьме. Тюрьма, думал Поль, может подкосить лишь тех, кто вырос в трущобах, в атмосфере добрососедства.
Как прекрасна Марго даже на этой идиотской фотографии, размышлял Поль, на этой черно-белой чернильной кляксе. Даже самый закоренелый уголовник среди его спутников, отбывавший свой третий срок за шантаж, на минуту отложил карты и заметил, что весь вагон словно залит свежим июньским запахом Елисейских полей.
– Ну и дела!
– сказал он.
– Вроде как духами запахло.
И тут все они заговорили о бабах.
В Эгдоне Поль повстречал еще одного старого знакомого: когда он направлялся в часовню, перед ним появился бодрый, плотный коротыш на скрипучей деревянной ноге.
– Вот и свиделись, старина!
– сказал он, когда вся часовня хором отвечала священнику.
– Я, по обыкновению, сел в лужу.
– Не повезло с работой?
– спросил Поль.
– Работа была первый сорт, - ответил Граймс.
– Но заварилась каша. Потом расскажу.
В то утро, вооружившись кайлом, Поль в числе других арестантов, под надзором конных охранников с полевым телефоном, отправился в каменоломни. Граймс был в той же команде.
– Я здесь третью неделю, - сообщил Граймс, как только возникла возможность поговорить.
– А уже все обрыдло. Я человек общительный. Мне здесь не нравится. Три года - это уж чересчур! Но ничего. Выйдем, устроим пир горой. День и ночь только о том и мечтаю.
– За что тебя посадили, за двоеженство?
– Ага. Зря я приехал из-за границы. Не успел я появиться в Англии, как меня сцапали. Зашла миссис Граймс в магазин, увидела меня - и привет, пишите письма. В аду, говорит, черти по-разному людей мучают, но моя супруга заменит целое пекло.
Неподалеку замаячил надзиратель. Поль и Граймс разошлись и начали усердно долбить песчаник
– Впрочем, - хмыкнул Граймс, - хотел бы я полюбоваться на старушку Флосси и моего бывшего тестя в их теперешнем положении. Школа-то, говорят, закрывается! Граймс опорочил это заведение... Кстати, как дела у Пренди?
– Убит три дня назад.
– Ах, старина Пренди! Он не был создан для счастья, верно? Вот выйду отсюда, пожалуй, брошу учительствовать. Это дело меня до добра не доведет.
– Нас с тобой оно привело в одно и то же место.
– Да, ничего себе совпадение! Черт, опять легавый идет...
Они вернулись в тюрьму. Если не считать каменоломни, Эгдон мало чем отличался от Блекстона.
"Парашу за дверь", часовня, одиночество...
Впрочем, не прошло и недели, как Поль почувствовал, что о нем не забыли. Первой ласточкой был разговор со священником.