Упавший в пути
Шрифт:
Решив прогуляться, я отправился в Дом Пустыря. Этот древний барак, где по вечерам собиралась молодежь со всей округи, давно стал местом проходным, посещаемым и мегапопулярным. Тут всегда ошивалось много всякого люда: местного и неместного. Порой сюда забредали охотники с лазерными ружьями и огромными лохматыми лайками, которые угрюмо лежали у входа, ожидая хозяев, и провожали суровыми, налитыми кровью глазами всех входящих и уходящих. Заходили старшеклассники, чтобы попить пива втайне от строгих родителей и полапать подружек. Забегали стайки девушек-сортировщиц, закончивших смену на перерабатывающей отходы фабрике…
Народ в Доме
В таком неприглядном месте я и познакомился с девушкой, которая смогла изменить всю мою жизнь. А ведь я ее сначала и не заметил; она сидела напротив на двух положенных одна на другую покрышках и что-то рассказывала окружающим, а потом вдруг взглянула на меня и спросила, не собираюсь ли я домой. Я собирался – день пролетел незаметно. Оказалось, что нам в одну сторону.
Мы вышли из Дома Пустыря, свернули на дорогу, ведущую через свалку к поселку. Девушка кивнула мне снисходительно и пошагала к домам. Я двинулся следом, поравнялся, стараясь не отставать.
Уже вечерело. Свирепое красное солнце устало коснулось краем верхушки яблони, растущей посреди свалки. Девушка ускорила шаг. Я шел рядом с ней, будто во сне. Как только она отворачивалась, пялился на нее, словно идиот. Какая же она была красивая и сильная, как львица или бойцовая собака: загорелая, крепкая. Вот только лицо прятала под длинной белой челкой. Так многие делали, радиация красоты не прибавляла никому.
Разговор не клеился, мы молчали. Моя спутница иногда поворачивалась ко мне и начинала рассматривать мое лицо. Натыкаясь взглядом на искалеченный глаз, она тут же отворачивалась. По-видимому, зрелище такое ей не нравилось. От нечего делать, я достал из кармана ошейник-подарок и стал вертеть его в руках.
– Красивая вещица, – сказала она заискивающе, – послушай, как там тебя…
– Дони, – представился я своевременно.
– Ага, – она кивнула рассеянно. – Подари это мне, а?
– На, бери, – сказал я с внутренним злорадством, если честно, отцовский подарок не вызывал у меня ничего кроме досады, я даже хотел выкинуть «волчий» ошейник, но рука не поднялась, – все равно рано или поздно потеряю и…
Я не успел договорить, сзади раздался топот и лай – моя спутница вздрогнула и, зажав в кулаке добытый трофей, бросилась наутек. Через секунду со мной поравнялись охотники.
– Парень, ты тут девчонку не видел? – спросил меня один из них, придерживая за загривок огромную черную лайку, зыркнувшую на меня свирепым взглядом.
– Не-а, – я лениво сунул руки в пустые карманы, – не видел.
– Ясно, – разочарованно кивнул охотник.
В общем-то, мне было без надобности знать о том, для чего потребовалась охотникам та девчонка. Охотники, на то и охотники – ловят должников и ценных преступников, тех, за которых вознаграждение. Не было мне особого дела до какой-то мимолетной попутчицы.
Вернувшись домой, я снова сел за книжку. За ужином бабушка рассказывала про деда, как обычно, в сотый раз. Показывала его старые фотографии, желтые и потрескавшиеся от времени. Дедушка жил давным-давно, когда я еще не родился, и был он изобретателем. Он создал машину времени и запрятал ее так хорошо, что и при большом желании не отыскать. Эти мифическая машина казались мне всегда
Ближе всего к нашей свалке – Городок Веселой Птицы Какаду. За это смешное название наши поселковые называли его жителей «птицами». И на утро, после моего случайного знакомства с убегающей девушкой, двое «птиц» заявились к нам, с просьбой отвести их за свалку, на закрытую пустошь, сами, мол, они заблудятся, а если отведу – заплатят…
«Птицы» перешептывались, ожидая, когда я поменяю аккумулятор на своей старой «Антигре», прятались друг за друга, смотрели на меня как-то не по-доброму. Я тоже ответил взглядом суровым и безразличным – будут тут мне воображать себя не весть кем. Звали пришельцев Горм и Герм. Горм походил на раздутый шар, вот-вот готовый лопнуть, а Герм, наоборот, был сухонький, как вобла.
Наконец мой древний антигравитационный мопед болезненно загудел и нехотя поднялся над землей. У «птиц» в наличие имелась новенькая, отполированная до блеска «Э-квадра», моя несбыточная мечта. Такая неоправданно дорогая игрушка по цене практически равнялась с машиной, это, уж извините, слишком дорого для любого мопеда.
Собрав кое-что из провианта мы, наконец, выступили. Дорога не была долгой: за свалку, через поле, заросшее гибридной травой из стеклопластика (если на такую наступить даже тяжелым ботинком от ног останется кровавое месиво), мимо «Ведьминого гнезда», места, где со времен древней войны окопался боевой робот (та самая «Ведьма») и расстреливал лазером всякого, кто имел неосторожность попасть к нему в гости, до реки с мутной ядовитой жижей вместо воды, к проржавелой опоре бывшей высоковольтной линии.
Мой мопед на путешествие настроен не был, он скулил и плевался, готовый рухнуть с десятиметровой высоты вниз. У «птичьей» «Э-квадры» мотор мурлыкал басовито, самодовольно. Под нами гибридная трава сверкала и переливалась на белесом утреннем солнце.
Далеко слева остался старинный графский сад с мертвыми деревьями. Ни графов, ни королей, в мое время, конечно, не было. Поэтому неухоженный сад пустовал несколько сотен лет. Деревья в нем иссохли и скрючились, почернев. Они погибли от радиации – все, кроме одного. Огромный бересклет – детьми мы прозвали его «Деревом жизни». Мы решили – тот, кто принесет из старого сада зеленый листок и съест его, будет жить вечно. Но никто так и не добраться туда из-за ядовитых испарений текущей рядом воды….
Я посмотрел вниз – прямо по берегу реки, не страшась ядовитого смрада, брел человек. Как он оказался там? Я удивленно вскинул брови и опустился ниже, к самой кромке серого токсичного дыма, клубящегося над водой. Птицы, заметив мою находку, тоже приблизились, наполнив воздух сладостным мурлыканьем своей великолепной машины.
Услыхав шум движков, человек закинул голову и сделал козырек рукой, чтобы разглядеть нас в холодном солнечном сиянии. Капюшон упал с его головы, и я обомлел – то была вчерашняя девушка, моя попутчица-беглянка. Половину ее головы скрывал респиратор, белая челка рассыпалась надвое, открывая лицо. Веселые прищуренные глаза смотрели подслеповато и дружелюбно. Убедившись, что мы не охотники, или узнав меня, она приветственно кивнула и, снова укрыв голову капюшоном серой брезентовой куртки, пошла прочь. Пока я смотрел ей вслед изумленно, «птицы» поделились друг с другом наблюдениями: