Упавший в пути
Шрифт:
В вагоне оказалось пусто. Мы сидели на одной обшарпанной лавке, закинув ноги на противоположную. Рульф спал под моим сиденьем, Диамандо дремал, чутко вскидывая голову, когда кто-то проходил мимо, а мимо то и дело кто-то проходил. То старухи с кутулями, то девица с чемоданом, то горластые продавцы-коробейники.
Последними в наш вагон зашли три парня сомнительного вида. Следом, чуть отставая, шел четвертый. Он вел на поводке крупную бойцовую собаку. Судя по ее голове, покрытой шрамами, я понял, что передо мной типичная
Рульф высунулся из-под лавки и зарычал, бойцовый пес ответил сдавленным бульканьем – парень стянул его глотку ошейником, натягивая поводок на себя.
Трое впереди остановились. Диамандо бросил мне предупредительный взгляд. Только один из этих «братков» более менее походил на человека – темноволосый, полноватый, немного нескладный, с детскими живыми глазами. Трое остальных выглядели совершенными отморозками. Один, накачанный, с пустыми коровьими глазами. Второй, маленький, с мальчишеской фигурой и крошечным ростом, а в следствии, видимо, огромным комплексом (именно он вел пса). Последний… почему-то он вызвал у меня дикую неприязнь. Парень как парень, обычный среднестатистический…только что-то взбесило в нем, что-то … не знаю что.
Он весь, весь целиком был мне неприятен: его накачанные банки, белые, как рыбье брюхо, мелкие черты лица, а больше всего – маленькая голова, на широких плечах. Эта маленькая голова, почему-то, разозлила меня, как быка злит красная тряпка. Мне захотелось врезать по ней ногой и увидеть, как она отлетит и покатится по полу, прыгая, словно мяч.
– Дворнягу свою убери! – небрежно бросил «мальчик», увидев Рульфа, ощетинившегося под скамьей. Я вскинул голову, вырванный из потока злобных мыслей. Диамандо мгновенно перехватил мой взгляд, давая понять, что нужно приготовиться к самому неожиданному повороту событий.
– Вы что, парни, глухие, – насмешливо поинтересовался «маленькая голова». Его голос заставил меня передернуться от негодования. Я хотел послать его ко всем чертям, но брат перехватил инициативу:
– Закурить хотел? – невозмутимо поинтересовался Диамандо, оценивающие посмотрев на «мальчика», – идите мимо парни, мы не курим.
– Оу, ты говорить умеешь, пижон? – хмыкнул «маленькая голова», и его маленькие глазки свирепо сверкнули.
– Иди, куда шел! Тебя никто не трогал, – отмахнулся Диамандо.
– Собачонка твоя тронула. Подраться, видимо, хочет! Может, устроим, а? Ставлю сотню на нашего.
Эти слова были открытым вызовом, и я еле усидел на месте, но невозмутимый голос Диамандо удержал меня.
– Обойдемся, – ответил брат, игнорируя непрошеных попутчиков, – к чему эти игры.
– А побольше, – решил повысить ставку «мальчик».
– Думаю, не стоит, – брат уставился на меня, удерживая взглядом от решительных действий.
У меня внутри все бушевало и кипело. Мир окрасился алым, словно при взгляде через кровавые очки. Я быстро притянул
– Давай стравим! Я знаю один фокус – победа будет за нами.
– Дони, чокнулся? Если сам кретин, так хоть собаку свою пожалей – у них питбуль, который в два раза шире твоего Рульфа и опытнее в десять.
Брат прав – у Рульфа мало шансов. Но то, что я задумал, гарантировало безопасность моему псу. Поддавшись на эту уверенность, Диамандо согласился на бой.
–
Поставь рубин!
– С ума сошел, – тут же протрезвел Диамандо, поняв, что рискует драгоценной добычей.
– Делай, что говорю, – не унимался я.
– Ладно, как знаешь, – пожал плечами брат, – если твой пес ляжет, будешь должен…
Итак, мы согласились. Отморозки оживились, в особенности «мальчик», который одобряюще встряхнул своего кобеля и подтащил его к нашим сиденьям.
– Ставлю это, – Диамандо продемонстрировал противникам нашу ставку.
– Э-э, – «мальчик» замялся, оглядываюсь на «маленькую голову».
– Ставим вдвое больше, – кивнул тот.
Пока «мальчик» вдохновенно глазел на «маленькую голову» отщитывающего купюры, я вплотную подошел к его питбулю.
– Только попробуй победить, – сказал я ему тихо, сквозь сжатые зубы, – тогда мы выкупим тебя у твоего хозяина и утопим в реке…
Пес посмотрел на меня удивленно. Он все понял. У него была седая морда, глаза гноились, шерсть под ошейникам стерлась, а кожа покрылась струпьями и мозолями. Пес ответил: произнес что-то нечленораздельное, видимо у него были повреждены челюсти или язык. Это был просто старый пес. И мне вдруг стало стыдно за свои слова, так стыдно, что захотелось взять их назад.
– Простите, – я смутился, прожженный насквозь взглядом этих старых, истекающих гноем глаз, – проиграйте, пожалуйста, очень прошу.
Пес что-то снова сказал.
– Что? – переспросил я, не в силах разобрать его бормотание.
– Эти люди мне не хозяева, – повторил пес…
Питбуля спустили с поводка. «Мальчик» и «маленькая голова» принялись науськивать его на Рульфа, который смотрел на меня вопросительно:
– Мне драться, хозяин?
– Да.
– Но мой враг – старик.
– Вперед, – решительно приказал я, и Рульф свирепо зарычал.
Собаки бросились друг на друга, но драться стали как-то нехотя, больше толкаясь и рыча, нежели действительно причиняя друг другу вред. Хозяин пса и его приятель кричали от азарта, Диамандо и «коровий глаз» смотрели на действо молча и напряженно. Я поймал себя на том, что, подбадривая Рульфа, сам оскалился как пес, но смотрю не на собачью возню, а на «маленькую голову»…
Через несколько минут питбуль лежал на боку, тяжело дыша. Рульф замер над ним, прижимая противника передними лапами к полу и беззвучно сверкая клыками.