Упрямая девчонка
Шрифт:
Мелисанда показалась ему воплощенным совершенством, и впервые в жизни он не задавался вопросом, почему так вышло, и как долго продлится это очарование, и что ему следует в связи с этим предпринять. Флинн просто любовался ею и думал о том, как совершенна ее красота.
Да, внешне она была безупречна. Зато характер имел несколько весьма неприятных черт, с которыми Флинн предпочел бы не сталкиваться. Впрочем, коль скоро им все равно придется расстаться, он может не волноваться за то, что ее характер будет причинять ему неприятности и впредь. Никогда в жизни Флинн не встречал такой высокомерной зазнайки. И ведь она задирала нос не потому,
А чего стоит эта возня с ее репутацией? Неужели ей больше не о чем беспокоиться? Только и делает, что вздыхает над тем, как она выглядит, да что про нее подумают, да что скажут! Скоро Флинну будет делаться дурно от одного слова «репутация». Черт побери, ему уже сейчас тошно об этом думать!
Он перебирал в пальцах шелковистые волосы и вспоминал, как они вальсировали накануне. Он никогда не был силен в танцах — и все равно она сияла от удовольствия, кружась в объятиях Флинна. Он не ошибся: Мелисанда покраснела, действительно покраснела от смущения, когда он обнял ее. И все же не побоялась пойти с ним танцевать. Они кружились, как заправские танцоры на каком-нибудь фестивале в честь Штрауса.
Тут ему стало интересно: Штраус уже родился на свет или нет? С мыслью о том, что в свое время ему не мешало бы получше изучить историю, он задремал снова.
Мелисанда проснулась от крика уличного старьевщика:
— Тряпье! Хлам! Старье! Старье! Старье! Старое берем — новое даем!
Со смесью испуга и облегчения девушка подумала о том, что наконец-то попала в Лондон. Расправляя отекшее тело и потягиваясь, она открыла глаза. Солнце давно ушло за горизонт, и на город опустились сумерки. Только когда с ее плеча соскользнула рука Флинна, до нее дошло, на чем она спала.
Осторожно, как будто не желая его беспокоить, она выпрямилась и обнаружила, что вокруг его пальцев обвился ее тонкий локон. Мелисанда высвободила волосы и села, чувствуя, как тут же озяб на ветру тот бок, которым она прижималась к Флинну. В сумерках еще можно было рассмотреть его лицо. Во сне он показался ей еще краше, чем наяву. Какая жалость!
Интересно, был ли он когда-нибудь женат? Ведь сейчас, судя по его словам, жены у него не было. Не часто встретишь мужчину, оставшегося холостяком в таком солидном возрасте! Скорее всего жена у него все-таки была. И Мелисанда постаралась представить себе, как выглядела эта женщина. Наверняка она тоже была из бедняков, как и сам Флинн. И тем не менее ей не удалось представить рядом с ним простую деревенскую бабу с мозолистыми руками и лицом с выдубленной на солнце кожей.
Пожалуй, он мог быть женат на гувернантке или другой приличной женщине. Но разве уважающая себя гувернантка позволила бы своему мужу выражаться так грубо, как это делает Флинн? И Мелисанда решила, что в этом человеке слишком много загадочных черт. Он не был обучен языкам, не умел танцевать, не мог ездить верхом — он вообще почти ничего не умел — и в то же время не производил впечатления невежды. К примеру, он умел читать, и по большей части его словарный запас можно было счесть вполне удовлетворительным, если не обращать внимания на ужасную привычку чертыхаться каждые пять минут и на грубый акцент. А еще Мелисанде показалось, что он умеет играть в шахматы, хотя она не могла вспомнить, почему пришла к такому выводу.
Девушка посмотрела на его руку, свободно откинутую на
Мелисанда тихонько провела кончиками пальцев по его ладони, чувствуя живое тепло его кожи и мышечный бугорок у основания большого пальца. Невольно она вспомнила, как этот самый палец коснулся однажды ее тела. В то утро, когда он поцеловал ее и гладил через платье ее грудь, этот палец проник под одежду и коснулся ее тела.
Повозка замедлила ход, она подняла глаза и увидела впереди длинную вереницу экипажей. Это место ей было незнакомо, однако многие из экипажей выглядели достаточно респектабельно, чтобы принадлежать высшему сословию, селившемуся в районе Гайд-парка. Слава Богу, нищие кварталы города их повозка преодолела в то время, пока они спали. Еще утром, когда их путешествие только началось, Мелисанда с содроганием думала о том, что им придется увидеть, проезжая через предместья, где селилась беднота.
Флинн пошевелился, и она поспешила отпихнуть от себя его руку. Делая вид, что не обращает внимания на то, что он открыл глаза, девушка устремила свой взгляд вперед, поверх головы мистера Портера, на маячившие перед ними кареты.
— Кажется, здесь затор, — сообщила она с видом знатока. — Но это ненадолго, скоро дорога откроется.
— Чем это воняет? — удивился Флинн с брезгливой гримасой.
— Лондоном, — снисходительно улыбнулась она. — Нет, я имел в виду дерь… тьфу ты, в общем…
— Навоз? — напрямик спросила Мелисанда.
— Да.
— Это и есть Лондон! — отрезала она не без злорадства. Несмотря на густые отвратительные миазмы, терзавшие ее обоняние всякий раз при возвращении из поместья, Лондон по праву мог считаться самым грандиозным городом в мире, и Мелисанда не могла не гордиться им, особенно в присутствии этого американца. — Рано или поздно ты привыкнешь и перестанешь обращать на это внимание, как и любой горожанин. Вдобавок в Мейфэре, где живет моя тетка, пахнет гораздо меньше. По сравнению с центром города там вообще не пахнет — кроме тех вечеров, когда где-то по соседству дают бал и множество гостей приезжает в каретах.
— Стало быть, пахнет конским навозом? — недоверчиво переспросил Флинн.
— По большей части. — Она нарочно не стала продолжать свою мысль, полагая, что об остальном он догадается сам. — Я вот о чем подумала… Мистер Портер высадит нас по дороге к рынку. Оттуда есть короткий путь до тетиного дома, хотя он пролегает по весьма неприятным кварталам. Больше всего меня тревожит челядь.
— Челядь?.. — переспросил Флинн, сонно хлопая глазами.
— Да, если я просто явлюсь к тете в таком виде и постучу в парадное, к утру об этом будет судачить весь город. Вот почему тебе следует сначала пойти одному, постучать в заднюю дверь и передать поварихе записку для моей тети. Повариха сразу передаст ее тете Фелисити, и она пошлет за мной карету. Приехать в карете будет гораздо приличнее.