Упырь
Шрифт:
Потом мигала синей сиреной "скорая". Санчо ловко отвертелся от четвертной контрольной по химии, угодив в реанимацию. Витька удостоился почетного занесения на учет в "детскую комнату" и неделю ходил по школе героем. А с понедельника в "Рассвете" стали крутить "Золото Мак-Кена" и редкие счастливцы, которым удалось лицезреть голые груди и ягодицы (или красочно присочинить) собирали на переменах толпы восторженных слушателей. О Витькиных подвигах забыли. Sic transit gloria.
Санчо появился в школе только после каникул. Витьке устроили темную в раздевалке. И снова всплыла злая чернота. На полу, под пологом синего и коричневого драпа, остались лежать четверо. Трясущийся от страха, Витька сам вызвал "скорую"
Помня фокусы с курткой, мстительный Валерка сделал Витьке железное алиби подруга Валеркиной мамы подрабатывала в детском зале "Рассвета" уборщицей. Она достала друзьям три надорванных билета. Чуть было не случился конфуз, когда дотошный секретарский комсомолец прознал, что в тот день в детском зале шла сказка "Морозко". Шкет, ни на секунду не потерявший самообладания, тут же с сокрушенным вздохом признался, что, мол, да, урок прогуляли, пошли в кино покурить на последнем ряду (ну не в парке же на морозе!) - пришлось всем троим героям дружно закурить.
С тех пор и потянулась за Витькой боязливая слава и восхищение противоположного пола, по молодости лет еще им не замечаемое, до поры, до времени ...
* * *
Драки не было. Виктор драться не умел. Не нужно ему это было никогда. Они навалились на Виктора жадной кучей и тихо, по одному, сползли на пол. Подхватывая за ноги, Виктор перетаскал их в угол. Он не был брезгливым. Шесть остывающих теней не мешали ему спать. С того дня, когда он первый раз убил человека, прошло достаточно времени, чтоб испить сполна черноты и привыкнуть к этому напитку...
В армию Виктора загреб июньский студенческий призыв после первого курса, с того года как раз сняли бронь во многих институтах. Из Москвы день за днем летели ИЛ-62-е в далекий Иркутск, выплевывая в объятия команд ППЛС очередные порции "пушечного мяса", а точнее, принимая во внимание основную функцию молодого бойца, "мяса шваберного". Причудливый зигзаг судьбы Виктора уперся в казарму КЭЧ в глухом танковом поселке Очинтар у самой монгольской границы. До поселка пришлось четыре часа трястись по разбитой грунтовке в кузове "Урала". Задница болела. Первая солдатская баня оказалась едва теплой. Первый солдатский ужин - тошнотворным. Ответственный по батальону - лейтенант Гоша Подлуцкий по кличке Свин - распределил "самцов" по тумбочкам и ушел спать в каптерку. С КПП позвонили - дежурный по части в обход собрался, казарма настороженно замерла. Только ошалелый дневальный с выпученными от бессонницы глазами (чтоб не уснуть) сусликом замер над тумбочкой. Виктор отрубился мгновенно. Сон его был безмятежен. Страшные рассказы об армейских безобразиях его не пугали, к восемнадцати годам наглая самоуверенность стала его второй натурой. Дневальный растолкал его за полночь: "Иди, там, тебя зовут". Виктор не обратил внимания на его бормотание, а вот отлить действительно не мешало бы.
Их было четверо, четверо "котлов ЗабВО". "Дедушки" в ту ночь имели занятие более интеллектуальное: неспешно квасили "откат" 4 в бытовке. "Котлы" курили в умывальнике, прислуживал "молодой" Колька Мурзыченко, Мурыга. Забыл уже, как сам в "самцах" со шваброй летал. Виктор окинул сонным взглядом всю пятерку, протиснулся в туалет, грубовато подвинув одного плечом. Четыре очка свежо пахли хлоркой, на пятом громоздилась куча.
– Эй, самяра, это твои земляки тебе оставили, чтоб, значит, всем поровну. Мы их честно спрашивали: "- Хотите - сами работайте, хотите - назовите кого из ваших!" - так что все претензии к своим, москалям. Только не шваброй, до утра тряпку не отстираешь.
Виктор не удостоил его даже банальным "пошел на ...".
– Смотри, Мурыга, "самец" совсем оборзел, пропиши-ка ему в грудину!
–
– Мурыга загородил дверной проем, замахнулся, отведя локоть далеко назад, целя Виктору в центр грудной клетки.
Не дожидаясь, Виктор резко оттолкнул его. Для зрителей все заняло долю секунды - вот Колька стоит, а вот он уже валяется в коридоре. Виктор до сих пор помнил, как все произошло. Он берет Мурыгу за плечо, начинает отодвигать. Щедрый поток силы течет в руку, с каждым мгновением Виктор наливается злой удалью, а противник еле держится на ногах. Виктор отпускает плечо, упирается Мурыге в грудь. Еще один накат силы, Колька сбивается с дыхания. Виктор не может удержаться, скользит рукой к сердцу, пронзительный, небывало сильный, нестерпимо острый выплеск окатывает Виктора волной белого огня, он отталкивает от себя опустошенную оболочку, тень человека.
Был большой шум - Виктор упорно стоял на своем: " - Не знаю, не видел". Батальонное начальство его покрывало - кому ЧП с неуставняком нужны? По всей части ходили слухи, один нелепее другого. Виктора опасливо сторонились. Военный дознаватель из окружной прокуратуры прислушался к разговорам и почувствовал запах жареного. Умный мужик попался, из кусочков недомолвок и навозных куч вранья вылепил картину, очень близкую к истине.
За неделю армия Виктора достала. И, запершись с майором в кабинете, он зло процедил через зубы:
– Я его удавил. И тебя удавлю, если до суда дойдет. Не веришь - смотри.
Он схватил за руку не успевшего убраться майора и совершил маленькое умертвие. Майору потом пришлось ампутировать два пальца.
Потом приехала, пробилась в погранзону, несмотря на стойкое сопротивление комдива, мать Кольки. Полуобезумевшая от горя женщина выслеживала Виктора, кричала в истерике:
– Вот он, держите убийцу! На кол его, на кол, упыря! Он вас всех передушит, как моего Коленьку!
У Виктора было черно на душе. Из части его тихонько перевели. Полтора года он мотался с места на место. Хамил офицерам, недели просиживал на "губе". Оставил черный след - напуганные люди, покалеченные умертвием, еще две опустошенных тени. Закончил службу в глухой казахской степи на радиостанции среди шустрых тарбаганов.
После Кольки Виктор стал другим. Внутри пошли какие-то процессы. Перестраивалась энергетика организма. Все реже испытывал он потребность в обычной пище. Упырь, одним словом.
* * *
Утром Виктор забарабанил в дверь камеры. Быстро опомнившийся охранник позвал подмогу, Виктора попытались скрутить. Но он ночью насытился, и справиться с ним теперь стало непросто. Он схватил одного из нападавших за руку, сдавил запястье, медленно ломая кости. Пока тот кричал, срываясь на хрип, остальные убрали лишнее из камеры. Виктор потребовал доставить того ублюдка, кто это все затеял. Исторический разговор состоялся здесь же. Собеседником Виктора на этот раз был молодой человек (расплывчатое понятие, 16-35 лет) очень располагающей внешности, как у преуспевающего мошенника. Тот был очень убедителен, напирал на долг перед Родиной, взывал к светлой памяти отца, многообещающе намекал на увесистые материальные блага. Виктор слушал, лениво кивая.
– Итак, я вам очень нужен. Зачем - не спрашиваю. Вы, пожалуй, и сами не знаете. Запугивать меня бесполезно. Смерти я не боюсь. Я, собственно, уже давно мертв, с того дня, да, впрочем, вам это не к чему, - молодой человек кивнул, как будто зная, о чем идет речь, а может, и правда знает?
– В конце концов, я и сам могу умереть в любой момент, как пожелаю.
Близких и родных у меня нет, и здесь вам меня не достать.
Остается купить. Чем вы мне можете заплатить? Деньги меня не интересуют. И много денег тоже. А вот очень много - вам не по карману. Молчите? Тогда я сам назову свою цену.