Урал 2017. Эра безумия
Шрифт:
– А чего это я должна каяться? – недовольно вопросила блондинка. – Почти не грешила, мартини только по выходным, имею отличную кредитную историю…
– Представьтесь, батюшка, – попросил Андрей. – Только без ваших церковных штучек. Надеюсь, вы еще дружите с головой?
– Отец Мефодий, – вздохнув, поведал поп. – Настоятель храма Пресвятой Троицы на площади Коммунаров. В миру Архип Апостычев. Выжил, потому что верую в силу Божью и Его нетленные заповеди…
– И потому что мы остановились, – перебил Андрей. – Скажите спасибо маленькой девочке, что сидит сзади. Она могла бы вас не заметить. А вы, уважаемые?
– Павел… Павел Николаевич… – взволнованно забормотал седой мужчина. – Работаю инженером на металлургическом комбинате… А это Аня… Анна Денисовна, она работает…
– О, господи… – Женщина закашлялась. – Об этом трудно вспоминать, это как-то запредельно, такого не бывает…
– Мы, в общем-то, не мягкотелыми интеллигентами оказались, – усмехнулся мужчина. – Перевернули стеллаж с бытовой химией, а потом телегой их давили, чтобы пробиться. Ну, знаете, такая здоровая телега с ручками, она по рельсам на складах ездит…
– Вот только у нас она не по рельсам ездила, – добавила Анна Денисовна. – Где попало она, короче, ездила…
– Вашей семье еще повезло, – осторожно заметил Андрей, – оба уцелели. – И растерянно замолчал, боясь спрашивать о детях (а то и о внуках).
– Мы не муж и жена, – немного смутился Павел Николаевич. И засмеялся каркающим смехом. – Вернее, чужие муж и жена… Можете представить, наши фамилии: Лукашин и Шевелева? Вот ей-богу, не вру… Павел Лукашин и Анна Шевелева… В кино, правда, были Женя и Надя…
– Вы серьезно? – изумилась Вика.
– А в чем прикол? – буркнул Пескарь, не знакомый с культовыми советскими комедиями.
– Просто совпало так, – вздохнула Анна Денисовна. – Мы уже отсмеялись по этому поводу. И ничем хорошим эта история у нас не кончится – как и у героев фильма…
– Перестань, родная, – обнял ее за плечи Лукашин. – Все у нас будет хорошо, во всяком случае… мы с тобой точно умрем в один день.
Они поочередно говорили – о своей неудачной, но под занавес разгоревшейся жизни, – прорвало у людей. Их никто не перебивал, все угрюмо слушали, не забывая коситься в окна. О жене и муже, которые хорошие люди, но к которым они всю жизнь ничего не испытывали, жили по инерции, потому что так надо, потому что все так живут. О детях, которых у Павла Николаевича никогда не было, а у Анны Денисовны был сын, но умер в раннем младенчестве. О неинтересной работе, о том, как случайно встретились, когда обоим было под пятьдесят. Как встречались украдкой от благоверных, как без памяти влюбились, поняли, что жизнь – такая вещь, которую обязательно надо прожить… О том, как встречались по каким-то квартирам, сдаваемым почасово, по гостиничным номерам, как поняли, что не могут друг без друга, а все остальное в этой жизни вторично. Как Павел Николаевич презрительно величал супруга своей возлюбленной Троллейбусом за длинные рога. Как пару дней назад договорились встретиться в заброшенном сквере на задворках «Домоцентра». Оба прибыли на своих машинах, а обратно выбраться не смогли. Прятались на складе от толп звероподобных монстров, рыщущих, словно стаи волков. Как на их глазах люди превращались во что-то омерзительное, а их сия участь миновала. Как к ним примкнул трясущийся от страха батюшка, уже забывший, зачем приехал в «Домоцентр», но, видимо, по делам родной церкви, по каким же еще…
– И у меня есть бывший, – печально вздохнула белокурая Надя, волосы которой по ходу катаклизма начинали приобретать пепельный оттенок. – Ну, такой тип, просто ненавижу… – Она раздраженно передернула плечами. – Начал раздражать меня с первого взгляда, не успели познакомиться. Сразу подумала, что он сволочь. Впрочем, потом… – Надежда задумалась (если это слово уместно к тому, что она делала). – Потом оказалось, что я ошиблась. Потом оказалось, что
– Вы только посмотрите, что он делает, этот ранее судимый! – вдруг ахнул Шура Черепанов и с хрустом вывернул руку Пескарю. Воришка взвыл, рухнул с сиденья на колени, изогнулся от боли. – В карман мой забрался, телефон стырил, представляете?
– Мужик, ты охренел, не гони, не брал я твою мобилу… – заскулил Пескарь. – Чего докопался? Больно же, отпусти… Не брал я… Ну, все, отпусти, вкурил я…
– Смотри-ка, врет, поганец, как Первый канал, врет! А это что? – Шура нагнулся и подобрал оброненный Пескарем телефон, треснул им воришке по челюсти. Тот заверещал, как полицейская сирена. – Пескарь, ну, ладно, я понимаю, ты вор. Профессия такая. Украл, продал, укололся – в тюрьму. Я врач, ты вор, все нормально. Но скажи, зачем тебе эта штука, если электричества нет и не будет, телефон разряжен, а мобильная связь в стране появится не раньше, чем через миллион лет? Что ты рассчитывал поиметь на этой краже? Духовно обогатиться?
– Мужик, прости, я машинально… – стонал Пескарь, закатывая глаза, – Шура продолжал выкручивать руку. – Ну, не могу я иначе, больной я…
– Полагаете, это освобождает вас от ответственности, больной? – строго осведомился Шура и закатил воришке такого подзатыльника, что тот едва не выбил башкой стекло. А потом долго скулил, зализывая раны. «Зря он так, – подумал Андрей. – Такие типы злопамятны, припомнит когда-нибудь».
На парковке «Ашана-Сити» царило запустение. Андрей хотел проехать мимо, но что-то надоумило притормозить и сдать к обочине. Пронеслась шутливая мысль: для таких, мол, собственно, и построили этот «гипер» на краю города. Люди выезжают на природу, должны заехать и отовариться. Им же нужны продукты! Оголодавшие люди уловили его мысль, зачарованно смотрели на торговый центр, украшенный легкомысленной мозаикой. Никто не возразил, когда он медленно свернул направо, проехал метров семьдесят и снова встал, задумчиво созерцая картину безрадостной апокалиптики. Машин на парковке было немного, многие стояли как-то криво. Безрадостную картину дополняли мертвые тела, разбросанные на всем видимом пространстве. «Противогаз надо», – с содроганием подумал Андрей. На выезде из города уже не было такой духоты, как в средоточии городских кварталов. Появлялся ветерок, он гонял по парковке пустые пакеты, обрывки одежды, бытовой мусор. Ни одного зараженного в поле зрения не было. Наверное, логично, жилых домов в окрестностях нет – только вымершая автобаза, пара заправок. Традиционная еда чудищ не волнует, охотиться здесь не на кого…
– А что, в натуре, Андрюха, – возбужденно зашептал Витек. – Забьем машину съестным, нам же легче будет. Где еще затоваримся? Здесь же нет ни одной твари…
– Кент реально дело базарит, – глухо вторил ему Шура. – Заезжай под здание, там тоже парковка. Если что, отобьемся. Или мы теперь не опасны?
– О, святые угодники, опять это искушающее вместилище дьявола… – крестился, но не возражал отец Мефодий. Под «искушающим вместилищем», очевидно, имелся в виду крупный торговый центр с неисчерпаемыми соблазнами.
– А че, давай в магаз, – воспрянул оклемавшийся Пескарь. – Там нынче баблом ведь шуршать не надо, нет?
Машина медленно въезжала под колонны. Тихо шелестели шины. Напряглись автоматчики, опустив до упора предохранители. Парковка, как и сам «Ашан-Сити», была не очень вместительной (в отличие от его старшего брата «Ашана»), но пространства, чтобы развернуться, хватало. Покалеченный внедорожник подкатил к входу, где за распахнутыми дверьми просматривались застывшие эскалаторы, банкоматы, вереницы тележек. Люди бесшумно выскальзывали из машины, глотали смешинки, наблюдая, как отец Мефодий задирает полы рясы и воровато зыркает по сторонам. Автоматчики охраняли безоружных, окружили их. В округе не было ни одной живой души. Люди по одному просачивались внутрь – первым лисьей поступью вкрался «профессионал» Пескарь, он же и отправился на разведку, на цыпочках заскользив по эскалатору. Вскоре спустился, махнув рукой – мол, чисто…