Урал 2017. Эра безумия
Шрифт:
В «сопутствующие» отделы никто не заходил. Даже недалекие сообразили, что время для шопинга неудачное. Цепочкой просачивались через кассу, бежали к рядам. Трупов в зале было немного: несколько кассирш, «уснувших» на рабочих местах, парочка покупателей с синими лицами. Скорбно выделялось крохотное тельце, прикрытое тряпкой. На полу валялся трогательный листочек со списком покупок, начертанным женской рукой. Люди проходили мимо, зажимая носы, – к массовой смертности населения уже привыкли. Забирали с полок рюкзаки, наплечные сумки, скользили дальше – к продуктовым рядам, где все товары находились в целости и сохранности (во всяком случае, в количественном отношении). Мародеры не бесчинствовали – данное слово в текущей ситуации было неуместным. И все же кое-где в рядах зияли прорехи – успели наведаться живые…
Народ набрасывался на продукты, словно прибыли с голодного острова! Трещали упаковки с едой, оголодавшие беглецы давились пряниками, орехами, сухими копченостями, жадно припадали к сокам и лимонадам. Скоропортящуюся снедь никто не трогал – от нее уже источался неприятный запах. Утолив первый голод, грузили в баулы кондитерские изделия, крупы, сырокопченые колбасы, задубевшие мучные изделия, твердые сыры. Гурман Шура собирал охапками дорогой кофе, сгребал в рюкзак фундук, арахис. Ксюша забралась в стеклянный шкаф, набитый шоколадными батончиками – неловкое движение, и они засыпали ее с ног до головы! Она сидела, растерянная, в гуще кондитерского изобилия, молча перебирала шоколад.
– Тонущий в роскоши о спасении не просит, милочка? – подмигнул проходящий мимо Витек. – Чего сидишь? Собирай, сгодится.
Блондинка с задумчивым лицом пробовала на прочность колбасы. Полукопченая «Казачья» ей чем-то не понравилась – ни по запаху, ни по мягкости, – она скептически морщила носик, но расставаться с изделием не спешила – видно, в прошлой жизни ценила этот сорт.
– А живот от этой колбасы не заболит? – риторически вопросила она.
– Не успеет, – встрепенулся Шура, изучающий в проходе «новую линейку» ароматизированных презервативов.
– Потверже бери, – посоветовала Вика и с усмешкой покосилась на снующего вокруг блондинки Витька. Парень насупился – намек был точно в цель. Потом Витек куда-то испарился, и из соседних рядов послышалось подозрительное позвякивание. Андрей встрепенулся, уставился на погруженного в витрину Шуру – что он там, инструкцию к презервативам изучает? Шура тоже насторожился.
– Витек, чтоб тебя… – зашипел он. – Ни капли, понял? Пропадем из-за тебя, ты что, элементарных вещей не понимаешь? Можешь взять одну бутылку, но только про запас…
Витек нарисовался с полным рюкзаком. В нем бренчало так, что наводящих вопросов не требовалось. На вид он был трезвым – просыпалось в парне гражданское самосознание.
– Я же сказал тебе – только одну, – злобно шипел Шура.
– Ну, извините, Александр Васильевич, одной не было, – развел руками Витек. – Да не страдайте вы, все пучком, это я так, по старой памяти. Как-нибудь посидим, раздавим по рюмочке… Это еще что. – Он заговорщицки подмигнул, кивнул куда-то за плечо. – Там отец Мефодий украдкой к армянскому коньяку пятилетней выдержки прикладывается. Молится и прикладывается. И плавленым сырком закусывает – видимо, пост у человека. День сырка, блин – бессмысленный и беспощадный…
В супермаркете было тихо. Люди с сумками и рюкзаками сходились к витринам с молочной продукцией, присаживались, настороженно поводя ушами. Павел Николаевич, набравший полный баул, приобнял свою любовницу. Анна Денисовна, закусив от усердия губу, рылась в сумочке, которую каким-то чудом сохранила, ворчала, что вот где мужу надо было прятать свои заначки. Воришка Пескарь сидел на полу, скрестив ноги, потягивал теплое чешское пиво, мурлыча под нос «На Дерибасовской открылась пивная». Отец Мефодий слонялся между витринами бестелесным призраком, размышлял о чем-то мрачном и безысходном. Блондинка не теряла времени, пристроилась на горку поддонов, наводила макияж. Рядом с ней лежали косметические изделия, которые она сгребла в соответствующем отделе, и из этой кучки все последовательно шло в дело. В «расходной части» скопилась кучка использованных влажных салфеток, неудачные с ее точки зрения кремы, пудра. Надя увлеклась, никого не замечала.
– Штукатурку положила, наносит первый слой… – шепотом комментировал Витек. – Все нормально. Лучше быть голодной, чем не накрашенной.
– Ну, что, господа, – глухо объявил Андрей. – Две минуты отдыхаем, и в путь.
Он высунулся из-за витрины, окинул взглядом пустые кассы, сумрачное пространство между кассами и эскалаторами. В отличие от прочих голодающих, он время использовал продуктивно – набрал ножей, кухонных инструментов, фонарей, батареек, разовых китайских зажигалок, сухого горючего. Отдельно волок перевязанный тюк с одеждой. В аптечном отделе сгреб все, что было на витрине – потом разберется. «Пофигинчика бы сейчас принять», – подумал он с тоской.
Почему-то все разом замолчали. Даже Пескарь перестал булькать и срыгивать. Молчание угнетало. Только тяжелые вздохи разнообразили обстановку. «В кислой среде сидим», – подумал Андрей.
– И что будет дальше, господа взрослые? – вдруг серьезным голосом вымолвила Ксюша. Она сидела на краю витрины, спрятав руки между коленками, и меланхолично разглядывала присутствующих. – Есть у кого-нибудь приличные идеи? Так и будем вечно трястись, бояться всего, что шевелится, а в первую очередь, себя?
– Скажи спасибо, что мы живы, девчонка, – проворчал Витек.
– Нас практически не осталось, – согласился Андрей. – Какой-то жалкий процент, и непонятно, почему на нас не подействовала инфекция.
– Подействует, Андрюха, – вздохнул Витек. – Подействует, не волнуйся. Вспомни Дашу… Вспомни этого бравого мента… Ведь с ними все было в порядке, такие же, как и мы, и вдруг – раз… и полный пипец. Они и понять-то, наверное, не успели…
«А также Татьяна – помощница Шуры, вахтер Кравец, – подумал Андрей. – Сотни тысяч других».
Задрожала Анна Денисовна, прижалась к своему любовнику. Павел Николаевич шумно сглотнул, уставился на Андрея с какой-то неясной мольбой.
– Это, наверное, как выстрел в затылок, – прошептала Анна Денисовна. – Ни помолиться не успеешь, ни даже почувствовать, что с тобой что-то не то… Это вам не банальная вирусная инфекция, не грипп, – усмехнулась она. – Долго, мучительно, все проклянешь, пока избавишься от этой напасти… Помнишь, Пашенька, как в январе я этот вирус подхватила? – Она прижалась к седовласому мужчине, погладила его по небритой щеке. – Две недели лежала пластом, думала, не дождусь, пока эта хворь пройдет. А только излечилась – сразу ты заболел. Ну, просто проклятье какое-то, больше месяца не виделись…