Уральская пленница

Мальцева Ирина

– Зря, – глухо проговорил Семен. – Положи на место.

Женщина промолчала и только отрицательно покачала головой. Она не могла сообразить, что делать дальше, но понимала, что силы у них неравные. Что стоит Семену врезать ей и докончить начатое?

Оставалось одно – бежать! Она рванула в сторону, но обегая ольху, зацепилась за выступающую из-под снега ветку и чуть не упала. Удержалась, только один из щенков выскользнул из рук. Наклоняться и подбирать несчастного не было времени. Она так резво взяла с места, что только снег взлетал из-под сапог. Позади

раздался третий выстрел.

Не оборачиваться! Бежать! Быстрее! Она неслась к противоположному краю поляны, потому что к дому нельзя, назад нельзя, а с северной стороны острые валуны преграждали путь к лесу. Там она не пройдет.

Сзади слышались тяжелые мужские шаги и громкий мат в её адрес и в адрес всех женщин, которые «суки похотливые». Услышала она и имя Алки, и еще какое-то, и что-то вроде «путаны с Тверского бульвара».

Пусть хоть оборётся, прыгало в голове Ольги, но она не отдаст ему последнего щенка. Уйдет с ним в лес, пересидит. Может, потом вернется, когда Семен успокоится. Зачем, зачем он это сделал? Чем помешали ему щенки? Ну, ходил же он на охоту без Гели и еще бы походил. Геля сама прокормила бы свое потомство, а там, глядишь, снова пошла на охоту.

– Ты, гад, возомнил себя хозяином не только этого места, но всех, кто рядом с тобой, – задыхалась от бега женщина. – Не нравится, когда из-под твоей власти выходят. Ты же вершитель судьбы, главный…Да пошел ты!

Земля вдруг ушла из-под ног, и она покатилась вниз. Через секунду очутилась в ледяной воде. Небольшая речка спряталась под крутым обрывом, и женщина не заметила, как скользнула вниз, погрузившись в воду по грудь. Берега с этой стороны практически не было – только крутой обрыв. Перебираться на другой берег опасно – вдруг там глубоко? В намокшей одежде и со щенком в руках она не выплывет. Значит, надо идти по-над обрывом, искать более пологое место.

Ледяной панцирь сковал тело спасительницы новорожденных щенков. Вода наполнила сапоги, пропитала каждый миллиметр одежды, идти становилось все тяжелее. Сколько метров она так пройдет? И где Семен?

Ольга задрала голову вверх: мужчина смотрел на неё сверху, и лицо его не сулило ничего хорошего. В какой-то момент ей даже показалось, что он выстрелит в неё, чтобы она вместе со щенком погрузилась в свинцово тяжелую воду речки. Передернув плечами и крепче прижав к себе намокшего щенка, который от ужаса перед смертью даже не пикнул ни разу, она брела по пояс в воде и молилась всем богам, чтобы обрыв кончился.

Кто-то на небесах услышал просьбу замерзающей женщины и послал ей небольшой пологий спуск, поросший колючими кустами с цепкими ветками. Ольга схватилась за одну, вскрикнула от резкой боли, но вытерпела, подтянулась и выбралась из воды. С неё текло и тут же ледяным панцирем заковывало сверху донизу. Чтобы не окоченеть, надо было двигаться. Вперед, вперед. Еще немного.

Выбравшись наверх, она огляделась. Изба была на противоположной стороне поляны, чуть правее, до неё метров четыреста. Сможет ли она добраться до тепла? И что её ожидает там?

– Н-н-нич-ч-чег-г-го, п-п-прорв-в-вемся, –

клацала зубами женщина. – З-з-з-акалив-в-в-вающие п-п-п-роцед-д-д-дуры п-п-полезны…

Вдруг откуда-то сбоку к ней метнулась тень. От ужаса у Ольги перехватило дыхание: Семен! Нет, это Геля.

– Г-г-геля, д-д-девочка, как тебе удалось вырваться? – женщина упала перед собакой на колени. – Держи, вот…

Она протянула мокрого щенка. Собака осторожно взяла того за шкирку, каким-то особым взглядом поглядела на женщину и прыжками помчалась к чернеющей кромке леса.

А окоченевшей женщине оставалось собрать силы и дойти до жилья. Удастся – хорошо, нет, значит, отмучается.

Дошла. Сил хватило, чтобы переступить через порог и упасть между печкой и столом. Её не волновало, что с ней дальше будет, просто у неё внутри не осталось ни искорки тепла, ни капли живой крови. Только ледяная вода в жилах и острые льдинки под веками и в затылке, которые рвутся как крохотные мины, скручивая мозги в толстый неповоротливый жгут.

Жгут все скручивался и скручивался, а потом лопнул от собственного напряжения. Но ей было уже все равно.

…Как приятно нежиться на белом песке теплого океана, как ласково касается ног теплая волна, как щекочут пятки невидимые водоросли и юркие разноцветные рыбки. Она на пляже, сверху припекает тропическое солнце. Сначала она радовалась этому, потом лучи стали обжигающими. Надо бы перейти в тень, но такая лень…

Прикосновение ласковой волны приятно, но жар все усиливается, и вот уже волосы, не защищенные шляпкой, начинают скручиваться спиральками, лоб охватывает раскаленный обруч, а в расплавленные легкие не попадает воздух. Она хочет закричать, позвать на помощь, но сухой рот палит как от кислоты, и даже ведром воды невозможно его увлажнить и остудить. Повернуться бок она тоже не может – невидимая тяжесть прижимает её к нагретому песку, не дает свободно вздохнуть.

Почему ей никто не поможет? Она здесь одна? А где Кирилл?

– К-к-к-крил, – шепчут пересохшие губы.

Но вместо улыбающегося лица Кирилла появляется чужое – злое, бородатое. Воспаленные веки прикрывают красноту глаз, зрачки расширены, в самой глубине мелькает страх. Чего он боится? Может, с ней что-то не так?

Женщина пытается пошевелиться, но ей удается лишь повернуть голову. Это явно не пляж, не берег моря…Все вокруг темное, мрачное. Как в подземелье. Где она?

– Оля, Оля, – губы мужчины в отросшей щетине шевелятся, – очнись.

Откуда-то появляется кружка, мужчина приподнимает ей голову, подносит кружку к губам. В кружке теплый чай. Сладкий. С каким-то знакомым запахом. Мята? Нет, липа. В детстве бабушка её поила липовым цветом при кашле. А еще добавляла мед. Бабушка, бабушка…

После чаю в голове стало проясняться. Видения морского берега растворились, на смену им поползли жуткие воспоминания вчерашнего происшествия. Геля, Семен, щенки, выстрелы, ледяная купель. Какой ужас! А почему она лежит? Ночь? Тогда зачем Семен поит её как маленькую? И почему так трудно дышать?