Уральская пленница
Шрифт:
Это была ЕГО женщина. Сейчас они живут душа в душу, снисходительно улыбаясь и переглядываясь, когда кто-то заводит речь о детях, наследниках и прочем.
Может, и Семен из той же породы и не терпит рядом детей? Тогда все понятно. Алку он не простит, и Гелю не простит. Бедная собака, что с ней будет? Неужели Семен бросит её здесь со щенком? Нет, она не допустит этого. Уговорит, пригрозит, денег предложит, но Геля здесь не останется.
Конечно, собаку придется забрать с собой. Но она что-нибудь придумает: приют или объявление повесит: «Отдам в добрые руки». Не может быть, что такая собака никому не будет нужна. Она же умница, красавица!
Тепло из
Сказано – сделано. Разболтать сухое молоко, добавить сахарного песку, немного муки, пакетик сухих дрожжей, поставить ближе к печке. Как забродит, добавить муки, соли, масла, помесить и еще подождать немного. Потом основательно вымесить, нарезать одинаковые комочки, разделать руками в лепешки, вместо начинки положить карамельки, снова закатать и на сковороду. Как дрова прогорят, угли расшвырять ровненьким слоем и на них поставить сковороду. Главное, чтобы не горящие дрова были, а угли. И не проворонить, а то булки будут жесткими или сгорят.
На все про все ушло часа три. Когда окно занавесилось сумерками, у порога послышались шаги охотника. Он долго возился под навесом – свежевал тушки. Вошел усталый, но лицо было довольным.
– Что случилось? – спросила Ольга. – Лося подстрелил?
– Может, и лося. Не веришь в мои способности?
– Верю. Раздевайся, мой руки, будем ужинать.
– А чем это пахнет? Неужели хозяйка пирогов напекла?
– Булочки с конфетками.
– Не верю.
Не вступая в дальнейшие пререкания, Ольга разрезала на куски копченую рыбину, из-под спальника достала кастрюлю с разварным горохом, а потом с полки сняла картонку, покрытую чистой тряпкой. На картонке штук восемь поджаристых колобков.
– Сегодня пир на весь мир, – хмыкнул Семен. – Придумаем повод?
– Ну, повод один, – медленно проговорила женщина. – Сказать тебе спасибо за мое спасение.
– Осознала?
Ольга промолчала.
– Ты поняла, что была не права? Еще раз повторяю, это моя территория, я здесь хозяин! И все здесь происходит только с моего разрешения. Усвоила?
– Да.
– Тогда выпьем? И чтобы сразу все было ясно и до конца, скажу: попадется мне Геля со своим отродьем, я его порешу. И ты мне не сможешь помешать.
Выпили, не чокаясь, как будто заранее помянули малыша-пушистика.
Где ты, Геля? Как твой щенок? Хорошо ли ты его спрятала? То что ты выживешь в дикой природе, в том нет сомнения. Но не попадайся на глаза хозяину. Не оставляй следов, иначе он тебя легко найдет, где бы ты ни спряталась. Может, еще свидимся.
***
Ужин проходил мирно, а во время чая с булочками хозяина и вовсе потянуло на воспоминания.
– Знаешь, откуда все это? – неопределенно взмахнул рукой Семен. – Здесь раньше была опытно-научная станция, вернее, это часть её. Если смотреть от середины поляны на север, то через несколько километров была еще одна, точно такая же, а еще севернее третья. Может, еще дальше были станции, не знаю. Мне отец рассказывал, что работал при одном НИИ рабочим. Как начинался полевой сезон, то бригады из трех-четырех человек расходились по таким вот станциям и вели наблюдения, как говорится, за флорой и фауной Урала.
Тогда до долины натуралисты добирались на лошадях, ни о каких вертолетах и речи не было. Вход в долину был через единственный перевал. Только местные знали тропу, по которой можно было пройти и не заблудиться в многочисленных каменных ответвлениях, заросших кустарником и засыпанных крупными валунами и мелкими камнями. Эти осыпи были главной опасностью: чуть в сторону сошел, и земля под тобой едет. И где ты окажешься, никто не мог предположить, многих таких оступившихся больше никто не видел. Даже лошади пропадали без следа.
После перевала тропа расходилась в две стороны: одна вела на юг, другая на северо-запад. Ученые расходились и весь сезон жили вот в таких типовых избушках, исписывали тетради наблюдениями, делали замеры и прочее. Рабочие, которые их сопровождали, обеспечивали их быт и смотрели, чтобы дикие животные не напали на лошадей, ведь лошади были единственным средством передвижения через перевал. Потеряешь животину – на себе попрешь весь собранный материал.
Семен долил себе еще чаю, взял очередную булочку.
Из его рассказа выходило, уже тогда отца поразило богатство долины, зажатой между отрогами гор. Зверья здесь было видимо-невидимо, так как в заповедник никто не совался с ружьем или капканом. В быстрых горных речках частенько попадались золотые или серебряные самородки. Небольшие, конечно, но если постараться, за сезон до килограмма и больше можно было насобирать.
Однажды отец Семена разговорился с одним из ювелиров, что работал по частным заказам, и тот предложил хорошие деньги как за самородки, так и за интересные экземпляры уральских самоцветов. Вот тогда дело пошло! После каждого сезона отец Семена имел выручку, намного превышающую его годовую зарплату. Тот же ювелир посоветовал деньги не транжирить попусту, а при случае покупать валюту и складывать в чулок.
– Батя у меня прижимистый был, хорошо, если с зарплаты килограмм пряников купит да сестренке шоколадку. Всегда говорил, что зарплата рабочего не велика. Правда, копченым мясом и рыбой он нас обеспечивал – охотником и рыбаком был отменным. Это продукт у нас всю зиму не переводился.
Кстати, ученые часто спорили между собой, с кем на этот раз пойдет расторопный рабочий, который обеспечивал их свежей рыбой и дичью. Видать, другие больше полагались на консервы, что выдавались каждой бригаде на сезон. А те, что с отцом Семена проводили сезон, не только свежатиной питались, но и весь запас тушенки-сгущенки, что полагался им, между собой делили и домой несли. Вдобавок каждому доставался небольшой запас копченой рыбы или вяленого мяса. Всем было хорошо. Поэтому на частые отлучки рабочего в горы ученые закрывали глаза и, возможно, даже не догадывались, что кроме рыбалки и охоты, тот занят поиском самородков и самоцветов.
– О том, что у бати есть долларовая заначка, я узнал, когда перестройка грянула. Но отец тогда уже не работал в НИИ, да и самого НИИ уже в помине не было. За несколько лет до того случилась в долине беда.
В тот год что зима, что весна были неустойчивы в плане погоды: холод резко сменялся теплом, потом снова налетал ледяной ветер, и так полгода.
Натуралисты долго не могли отправиться в долину. Только соберутся – ливень, только переждут и снова соберутся в путь – еще какая-нибудь напасть. Как потом оказалось, это их и спасло. После очередного затяжного ливня многотонная каменная громада сдвинулась и понеслась вниз, сметая все на своем пути. По мнению ученых от двух верхних станций не осталось и следа, а до самой южной добраться было невозможно, так как перевал закрыли огромные валуны. Обойти их не было никакой возможности.