Уральская пленница
Шрифт:
– Попала, – выдохнула Ольга и прислушалась к себе: что она чувствует? Смесь жалости к зверьку и радость, что её пуля не пролетела мимо. – Вот теперь я охотник!
Вскоре вернулся с добычей Семен. Увидев на скамье тушку зайца, удивленно глянул на жиличку, которая, не торопясь, разливала суп по мискам.
– Твоя работа? – он взял в руки тушку, оглядел рану. – Хороший выстрел. Как удалось?
– Как-то так, – пожала плечами женщина. – Он неожиданно выскочил на поляну и присел, ну, я на автомате и пальнула.
– Теперь я за тебя спокоен, – похвалил Семен. – Без добычи ты не останешься. Завтра со мной?
– Нет,
– Это как?
– Все время под руку говоришь.
Мужчина промолчал. Ужин прошел спокойно, после ужина Семен занялся шкурками, а Ольга развесила теплую одежду под потолком позади печки, сходила за свежей водой, замочила на завтра гречку. Утром набухшая ядрица быстро сварится.
Уже лежа в спальнике, Ольга еще раз провернула в голове свой удачный выстрел, потом всплакнула от жалости к бедняге зайцу, повздыхала на тему «что с нами жизнь делает» и уснула как всегда без сновидений.
Последнее, о чем она подумала, что теперь она не просто жиличка в доме на поляне, а полноправный партнер.
***
На защищенной от ветра отрогами гор поляне ветер был редким гостем, а вот ледяная сырость доводила до жуткого озноба, даже если выбегаешь из избы на несколько минут. Да и одежда после дня шатаний отсыревала, делалась тяжелее и за ночь едва успевала просохнуть.
Но жаловаться Ольге было некому. Семёна все устраивало, для него сырость, мороз или неожиданная оттепель проходили незаметно, если это не влияло на количество и качество добычи. Теперь он охотился полдня, а остальное время занимался шкурками. Руки от кислотного раствора у него не просто стали красными, но и покрылись язвочками. Вечерами он смазывал кисти рук какой-то домашней мазью, которая отвратительно воняла, напоминая запахом и цветом мазь Вишневского.
Жизнь текла размеренно, в постоянных заботах, ленивых разговорах по вечерам и десятичасовом сне. Семен вел себя спокойно, а Ольга старалась не провоцировать его на ссоры. Хотя многое её стало сильно раздражать. Например, вечером Семен начинал громко, со стоном зевать, открывая рот во всю ширь. После еды частенько икал, однажды взялся чихать и чихал до слез, до соплей, и все никак не мог остановиться. А ночью бывало… Да что тут говорить: для него женщина была чем-то вроде предмета обстановки. Так чего же её стесняться?
Леса на вершинах гор уже сплошь покрылись снегом, внизу снег покрывал землю и кустарник. Весело смотрелись на белом фоне зеленые свечки елей и пихты – вечнозелёные деревца до тридцати метров высотой, с красивой конической кроной. Ольге нравилось гладить стволы пихты, ощущая под рукой их ребристую поверхность. Тонкие ветви деревьев опускались почти до самой земли, образуя что-то вроде шалаша, укромного местечка, где можно было отдохнуть или переждать непогоду. Иногда Ольга находила на стволах утолщения, заполненные душистой прозрачной живицей. Это природное лекарство она запасла на всякий случай и теперь смазывала им трещинки на руках, а Семену оно помогало при болях в пояснице.
Вот уже несколько дней, как пропала Геля. Семен неоднократно кричал, звал её, но все без толку. Ольга по-прежнему выносила для собаки остатки за порог, но еда к утру оставалась нетронутой, только смерзалась в ком.
– И где её носит? – недоумевал Семен, готовя ружье к охоте. – Не зверь же её порвал! Алабай против стаи волков выдержит. Если только рысь её подкараулила. У этой хищницы повадки коварные: притаится на дереве, не разглядишь, а потом сверху прыгает. Чуть замешкался, и артерию перекусит. А то спину так издерет, что кожа и мышцы в клочья. Видел я такие следы у одного охотника.
Однажды после обеда на поляну заглянуло солнцу. Снеговые тучи разошлись, образовав ярко-синее окошко. Снежные вершины засверкали, пар от незамерзающих горных речек превратился в искрящуюся пыль и оседал на ближних деревьях серебристым облаком.
Семен вернулся с охоты, сбросил добычу под навес, снял лыжи и поставил у порога.
– Оль, воды принести, пока не разулся? – крикнул он в дверь.
Ольга вышла с двумя пустыми ведрами.
И тут они увидели Гелю, приближающуюся к избе. А в пасти у неё был мохнатый комочек. Щенок! Люди застыли. Собака приблизилась, присела на задние лапы, осторожно положила на снег шевелящийся комок и виновато глянула на хозяина. Семен молчал, но как-то нехорошо. Ольга отметила про себя сузившиеся глаза, заходившие туда-сюда желваки на крепко стиснутых челюстях.
Спокойствие людей обрадовала Гелю, и она потрусила к дальним кустам.
– Ой, какой хорошенький! – нагнулась к щенку Ольга. – Слепой.
Ни слова не говоря, Семен зашел в дом, проигнорировав стоящие у порога ведра. Ольга вздохнула и сама побрела к ручью. Берега ручья покрылись ломким льдом, но середка не замерзала – слишком сильное течение. По словам Семена, ручей даже в сильные морозы не промерзает до дна. В принципе можно ходить за водой в другое место, только там слишком крутой сход, и пока почва не застыла, выбраться с ведром было проблематично: ноги скользили, и не за что было держаться. Так что пока женщина пользовалась старым источником, а там видно будет.
Вернувшись от ручья, Ольга увидела рядом с первым щенком еще трех. И все были разные: один серо-коричневой масти и с белым брюшком, другой белый с серым чепраком и темным пятном в половину морды, третий в палевых пятнах. Четвертый, на взгляд Ольги, был самым симпатичным: белый с головы до пят, с темными полукружьями над глазами, как будто кто-то брови ему нарисовал, и коротким галстуком на груди. Не решаясь взять щенков в руки, она разглядывала их, а они искали грудь матери, толкались и ворчали, показывая с первых дней непростой характер.
Вышел из дома Семен. В руках мешок, за плечом – ружье. Взяв за холку собаку, он затащил её в избу и привязал к железной скобе, вбитой в стену для накладного запора. Через минуту, не церемонясь, запихал щенков в рюкзак, закинул на спину и зашагал к одиноко стоящей на краю поляны разросшейся ольхе. Ольга как завороженная тоже потянулась за ним, не понимая, что бы это значило. В избе надрывно взвыла Геля.
Возле ольхи Семен вытряхнул пищащих от обиды щенков на снег, перехватил винтовку и прицельно выстрелил в первого. Выстрел подбросил вверх живой комочек, окрасив нежный мех и снег вокруг красным. Затем был еще выстрел. Двое оставшихся, почуяв смерть, прижались друг к другу в ожидании неминуемого. Охотник перезаряжал ружье. Нескольких мгновений хватило, чтобы Ольга очнулась, ринулась к ольхе, схватила щенков и прижала их к себе.