Урановый рудник
Шрифт:
— О чем это вы, Петр Иванович? — насторожившись, спросил Холмогоров.
Завальнюк смущенно улыбнулся.
— Да вот, я вижу, на вас за всю дорогу ни один комар не сел, а меня, ей-богу, совсем заели, кровососы. Как это у вас получается, а? Или это секрет?
Затаив дыхание, он ждал ответа на свой вопрос, ради которого, собственно, и подсел к Холмогорову. В самом деле, что-то было мистическое в том, как старательно таежные кровопийцы сторонились этого удивительного, загадочного человека. Может, его и впрямь хранит сам Бог? От всех напастей хранит, в том числе и от комаров…
— Это не секрет, — с улыбкой ответил Холмогоров, — и не Божий дар. Это, Петр Иванович, хороший
И, вынув из кармана, Холмогоров протянул заготовителю яркий красно-белый тюбик.
— А? — не понял Завальнюк. — Что? Репеллент? Ре…
Неожиданно он разразился громким хохотом. Он топал в палубу обутыми в тяжелые сапоги ногами, всплескивал руками и далеко откидывался назад, едва не падая с тюка.
— Что? Репеллент! — захлебываясь, повторял он и снова заходился в хохоте, таком громком, что стоявший за штурвалом капитан дважды оборачивался на него, и даже дизелист высунулся из машинного отделения посмотреть, что творится на палубе.
Холмогорову это веселье показалось не совсем искренним. Впрочем, не зная человека как следует, судить о степени его искренности было затруднительно. Да еще этот накомарник, мешавший видеть выражение глаз…
— Однако как вы меня поддели! — все еще всхлипывая и утирая глаза просунутым под накомарник кулаком, простонал Завальнюк. — Ох ты, господи, давно я так не смеялся… Что? А, репеллент… — он непроизвольно хихикнул. — Давайте, воспользуюсь с преогромным удовольствием. Покорнейше благодарю. Репеллент… А я-то решил… Ха-ха-ха!
Он взял у Холмогорова тюбик и старательно, не пропуская ни единого клочка кожи, намазал репеллентом все открытые части тела — кисти рук, лицо, шею и даже лысину. После этого он со вздохом огромного облегчения отложил в сторону шляпу с накомарником и с благодарностью вернул Алексею Андреевичу полупустой тюбик.
— Хорошо-то как! — воскликнул он, подставляя потное лицо дуновениям свежего речного ветра. — Воистину, чтобы оценить повседневные прелести жизни, надо хотя бы на время их лишиться! Уф! Вы не будете против, если я закурю? Благодарю вас…
Он вынул из кармана куртки пачку дешевых сигарет без фильтра и закурил, едва заметно поморщившись. Эта легкая гримаса заставила Холмогорова заподозрить, что его спутник привык к совсем другому сорту табака. Это было довольно странно: в тайге и на горных тропах редко встретишь коммерческий киоск, торгующий «Мальборо» и «Кентом», а скупщик пушнины, по идее, проводит в этом диком краю львиную долю своего времени и должен бы уже давно привыкнуть к отечественным «Приме» и «Беломорканалу».
Вообще, чем дольше Холмогоров к нему приглядывался, тем более любопытной фигурой казался ему Петр Иванович Завальнюк. Он выглядел и говорил совсем не так, как должен выглядеть и говорить скупщик пушнины, таежный бродяга, общающийся с людьми грубыми, неотесанными и даже опасными — охотниками, браконьерами, обитателями глухих медвежьих углов, куда еще не скоро дотянутся цепкие лапы закона и порядка. Да и заготовительный сезон давно кончился, это знал и понимал даже такой далекий от охоты и звероводства человек, как Холмогоров. Быть может, не случайно Завальнюк засыпал его вопросами, ухитрившись при этом ни слова не сказать о самом себе? Он производил впечатление человека открытого и простого, даже глуповатого, но такие обычно первым делом выкладывают собеседнику всю свою подноготную, а Завальнюк за все время их беседы не сказал о себе ничего, кроме имени и фамилии.
— И все-таки, — дымя сигаретой, произнес Завальнюк в тот самый момент, когда Холмогоров собирался задать ему какой-то вопрос, — все-таки, Алексей Андреевич, я не понимаю,
— Ну, во-первых, не из Москвы, а из Барнаула. В Барнауле я по просьбе здешнего архиерея выбирал место для нового соборного храма.
— Тоже, между прочим, не ближний свет, — заметил Завальнюк.
— Вы правы. Но, кроме «во-первых», есть еще и «во-вторых». Во-вторых же, архиерей просил меня, если я изыщу возможность, посетить Сплавное и помочь местному приходскому священнику, отцу Михаилу, выбрать новое место для возведения храма.
— Вот я и говорю: что это за важная птица — отец Михаил, — чтобы вы к нему ехали?
— Это дело не одного лишь отца Михаила, — мягко возразил Холмогоров. — Это дело Божье, и кто мы такие, чтобы мерить дела Его своими земными мерками — в частности, количеством преодоленных километров и числом прихожан, которые придут молиться в храм поселка Сплавное? К тому же из того, что поведал мне архиерей, я делаю вывод, что место для храма в Сплавном действительно выбрано крайне неудачно.
— А что с ним не так, с этим храмом? — заинтересовался Завальнюк.
— Дело в том, — ответил Холмогоров, — что в течение всего лишь одного года этот храм уже дважды сгорал дотла от удара молнии.
Единственная улица поселка Сплавное растянулась вдоль берега реки, а над ней, уходя высоко в синее небо, поднимался поросший смешанным лесом склон горы. Место было красивое, но сильно обезображенное серыми бараками складов и ремонтных цехов. Грубая деревянная пристань, черная от времени и непогоды, также не добавляла панораме красоты. Лесистые склоны здесь были так же хороши, как и повсюду вокруг, но от этого места на Холмогорова сразу повеяло чем-то недобрым. Вдоль позвоночника пробежал нехороший липкий холодок, будто кто-то провел по обнаженной коже ледяным костлявым пальцем, и томительно, будто в предчувствии беды, сжалось сердце. Неожиданно раздавшийся над головой сиплый протяжный вопль заставил Холмогорова вздрогнуть, но это был всего лишь гудок, поданный капитаном, чтобы оповестить аборигенов о своем прибытии.
Выяснив это, Алексей Андреевич снова повернулся лицом к приближающемуся берегу и стал разглядывать скопление крепких бревенчатых изб и сараев, растянувшихся вдоль реки почти на километр. Он увидел блекло-голубое заброшенное строение в центре поселка — судя по безжизненно обвисшему выцветшему державному триколору, местное вместилище власти, где бок о бок трудились глава местной администрации, дирекция леспромхоза и участковый, если таковой здесь имелся. Опытный взгляд много путешествовавшего по провинции Холмогорова без труда выделил из общей массы строений амбулаторию и магазин, возле которого, как водится, стояло несколько велосипедов и топталась небольшая группа местных жителей, в основном мужчин. Завидев катер, один из них приветственно помахал рукой, остальные просто обернулись и стали без особого интереса наблюдать за тем, как суденышко подходит к причалу.
В огородах, спускавшихся по косогору к реке, виднелись крепкие, как молодые боровики, баньки; вытащенные на берег перевернутые лодки лежали там и сям, как диковинные рыбины. Из высокой жестяной трубы, венчавшей строение, похожее на пекарню, поднимался легкий дымок, и налетевший с той стороны порыв ветра донес до Холмогорова сытный дух свежего хлеба. В этом мирном пейзаже как будто чего-то недоставало. Холмогоров попытался понять, отчего картина кажется ему какой-то неполной, но не успел — его опередил Завальнюк.