Урановый рудник
Шрифт:
— Да какой уж тут сон, — проворчал участковый, — когда такое творится…
Отец Михаил честно попытался припомнить, в чем выражалось участие лейтенанта Петрова в тушении ночного пожара, но так ничего и не припомнил, поскольку тот, вероятнее всего, с вечера залил глаза, заснул у себя в кабинете и проснулся вот только что, минут десять назад, разбуженный, надо полагать, кем-то, кто сообщил ему, что церковь снова сгорела от удара молнии. Помощи от него ждать явно не приходилось, однако отец Михаил, покуда мылся в бане, пришел к твердому решению все-таки сделать последнюю попытку распутать это дело мирным, законным путем.
— Воистину,
— Да, — сочувственно кивнул Петров, — что-то вам у нас в Сплавном не везет.
— Как служитель православной церкви, — сказал отец Михаил, — я не постигаю истинного смысла слов «везет» и «не везет».
— А? — растерянно обронил участковый, который, в свою очередь, не постиг смысла произнесенной батюшкой фразы.
— Все, что происходит вокруг нас и в нас самих, имеет в конечном счете только одну из двух возможных причин, — терпеливо сказал отец Михаил. — Все наблюдаемые нами поступки человеческие, равно как и явления природы, суть либо дела Господни, либо происки сатаны. Свобода воли дана нам лишь для того, чтобы решить, на чьей мы стороне, кому послужит то или иное наше действие… или бездействие.
Участковый поднял на него бессмысленные, розовые с перепоя глаза.
— Не понял, — честно признался он. — Это что, проповедь?
— Отнюдь. Это всего лишь описание существующей ситуации — без сомнения, сильно упрощенное, но в целом исчерпывающее.
— Ага, — тупо сказал участковый, — упрощенное, значит… Ну, и то хлеб. Только я все равно не пойму, батюшка, к чему это вы клоните.
— Это я к тому, уважаемый Иван Данилович, что не худо бы вам заняться своими прямыми обязанностями, — проникновенно изрек отец Михаил.
— Это какими же?
— Например, выяснить причину пожара.
— Во-первых, я не пожарник. То есть не специалист…
— Значит, расследования опять не будет?
При слове «опять» участковый поморщился, как от зубной боли.
— А во-вторых, — продолжал он так, словно его не перебивали, — что тут расследовать? Пожар возник в результате удара молнии. Если вы настаиваете, я составлю соответствующий протокол…
— Настаиваю, — сказал отец Михаил. — И еще я настаиваю на том, чтобы протокол был составлен не просто так, от фонаря, а по результатам осмотра места происшествия.
— Да чего там осматривать? — заныл Петров, которому явно не хотелось с похмелья карабкаться по скользкому сырому косогору и копаться в грязи. — Ведь дотла же сгорело! Вы что, надеетесь, что молния оставила отпечатки пальцев?
— А вы ее видели? — спросил отец Михаил.
— Я не видел, — с вызовом ответил участковый.
— Вот и я не видел. А кто видел?
— Люди видели.
— Ах, люди… Ну, так как, вы пойдете со мной на пепелище или мне отправляться туда одному?
Некоторое время Петров молчал, и было невооруженным глазом видно, что он борется с острым желанием указать батюшке точный адрес, по которому ему следует отправиться. Однако ему как-то удалось сдержаться — возможно, из уважения к сану, а может, и по какой-то другой причине.
— Ладно, — с огромной неохотой сказал он, — будь по-вашему. Пойдемте. А то начнутся, понимаешь, обиды, склоки, жалобы… Еще, чего доброго, анафеме предадите! В общем, как говорится, будем достигать взаимопонимания между духовной
— Благослови вас Господь, — сказал отец Михаил и, повернувшись, сошел с крыльца.
По дороге Петров продолжал ныть и канючить, многословно и бездоказательно указывая отцу Михаилу на полную бессмысленность каких-то там исследований и расследований. Все его разглагольствования в конечном итоге сводились к одному тезису: молния — она и есть молния, взять с нее нечего, будь она хоть от Бога, хоть от черта, хоть от атмосферного электричества; штраф ей не выпишешь, за решетку не посадишь, так чего попусту ноги бить?
Отец Михаил терпел-терпел, а потом не вытерпел, остановился и, глядя сверху вниз на потного, отдувающегося лейтенанта, сухо произнес:
— Я ни разу не видел вас в храме. Вы верующий?
Этот вопрос настолько сбил Петрова с толку, что он даже не поинтересовался, какое это может иметь отношение к делу.
— Да как вам сказать, батюшка… — нерешительно протянул он.
— Значит, неверующий. Поймите меня правильно, я не вправе вас осуждать, да и желания такого не имею. Я лишь пытаюсь уяснить для себя, как это вы, атеист, не верящий в существование Бога, можете верить в чудеса.
— В какие еще чудеса?
— А молния, трижды на протяжении года ударившая в одно и то же место, — это, по-вашему, не чудо?
Петров фыркнул.
— Да какое же это чудо? Поставьте среди чистого поля небоскреб, и все молнии до единой будут его, а не какие-то несчастные три штуки…
— Мы говорим не о небоскребе, — напомнил отец Михаил, — а о скромной деревянной часовенке. Она стояла даже не на середине склона, а много ниже, и вокруг масса объектов, значительно превосходящих ее высотой — деревья, скалы… Кстати, хочу вам напомнить, что все три сгоревшие часовни были оборудованы громоотводами.
— Значит, плохо оборудованы! — заявил Петров, но тут же осекся под внимательным взглядом отца Михаила. — Ну, я тогда не знаю, — беря тоном ниже, признался он и развел руками. — Если не от молнии, так от чего она тогда могла загореться в проливной дождь?
— Вот и я говорю: от чего?
— Тьфу, — безнадежно произнес Петров, и они продолжили путь в молчании, очень недовольные друг другом.
Молодая трава на подступах к месту, где еще вчера вечером стояла часовня, завяла и пожухла. Ближе к пепелищу она пожелтела и сухо похрустывала под сапогами, а на самом краю пожарища рассыпалась белесой пылью от малейшего прикосновения. От распластавшегося на склоне огромного черного пятна тянуло ровным сухим жаром, и участковый, вытирая рукавом кителя пот со лба, отошел в сторонку — он по-прежнему считал, что смотреть тут не на что.
Отец Михаил прошелся по краю пепелища. Облачка невесомого праха взлетали из-под его сапог, беззвучно и неощутимо оседая на подоле подрясника. Выбеленные пеплом прочные яловые сапоги осторожно ступали по тлеющим углям, прикрытым толстым слоем золы. Время от времени отец Михаил поддевал золу носком сапога, выворачивая из раскаленных глубин то длинный, окисленный пламенем гвоздь, то тяжелую дымящуюся кованую плотницкую скобу.
— Вы бы поаккуратнее, батюшка, — окликнул его участковый, — Спалите подошвы-то, да и ряса, того и гляди, полыхнет. Вы ж не йог индийский и не… гм… — Он хотел сказать «не Иисус Христос», но вовремя поймал себя за язык. — Словом, поаккуратнее.