Уравнение с четырьмя неизвестными
Шрифт:
— Прикоснись ко мне, — прошептала она. Я протянул руку и погладил ее шею. Черная моя рука на ее беломраморной коже выглядела, как ни странно, очень уместной — как инь и янь, черное и белое. Я погладил ее шею, ключицы, касаясь самыми кончиками пальцев, изучил небольшие округлости ее груди, спустился на живот. Ника лежала неподвижно и смотрела мне в лицо. Черт! Никогда я не делал с девушками ТАК! По моим подсчетам, я должен был бы уже быть на подходе ко второму оргазму! Вместо этого я трогал и трогал, и не мог насытиться этими прикосновениями.
— У тебя невероятное тело, — сказал я, принимая правила ее игры.
Ника поймала мою руку, поднесла к губам и облизала мои пальцы. Потом
Я ничего о ней не знал, совершенно ничего! Если бы я знал ее хоть каплю, то не удивлялся бы уже ничему. Но Ника удивила меня еще раз — она оказалась не покорной и мягкой овечкой, а настоящей, всамделишней ведьмой. Она вынула мне жилы, она выпила мою кровь, она сломала мои самые каменные стены этой ночью. Она горела в моих руках, как свечка. Любое мое движение она принимала, как трава принимает движение ветра — гнулась, но не ломалась. А все, что она делала сама, было как откровение свыше. Я с удивлением обнаружил, что весь мой немалый предыдущий опыт ничего не стоит. Ни одна женщина в моей постели не вела себя так бесстыдно, так вызывающе развратно, не требовала от меня того, что требовала Ника, и что я с таким острым наслаждением давал ей. Когда она уставала от собственной жадности, она начинала изводить меня. Ее медовые губки и огненный язычок, ее пальцы, ее соски, все те штучки, которыми природа так щедро наградила ее — Ника превращала их в орудие пыток. И еще она все время говорила. Говорила, как ей хорошо, называла меня по имени, шептала всякие невероятно возбуждающие непристойности. Как я выжил этой ночью, я не знаю, клянусь! В моей богатой сексуальной биографии впервые случился… нет, не секс… это были занятия любовью с эффектом 3D, вот как это было…
Реверс:
Таир спал, развалившись на смятых простынях. Под глазами у него залегли глубокие тени, губы были чуть приоткрыты во сне, широкая грудь мерно поднималась и опускалась. Вера смотрела на него уже минут пятнадцать, с тех пор, как по ровному дыханию догадалась, что он спит. Утро настойчиво ломилось в комнату, протискиваясь в щели штор и по-хамски заглядывая из коридора в приоткрытую дверь.
Вера соскользнула с кровати и прокралась в ванную. Уставилась на себя в зеркало. Потрогала красные следы на шее и груди. Потом открыла воду и встала под душ. Горячие струи убаюкивали, Вере было хорошо. Вере вообще было неприлично хорошо на этой неделе. И Вере, и Нике, и Веронике. Ее пустенькая, ровненькая, средненькая жизнь вдруг завернулась зигзагом, наполнилась эмоциями и страстями, как будто театральная пьеса спустилась со сцены прямо в ее мир. Это было пугающе и возбуждающе одновременно.
Вера открыла глаза. Прямо пред ней на кафельной стене расположился светлый длинный волос. Как бы Вероника не завешивала окна, но хозяйка этого волоса, ночная художница, девушка на мотоцикле, нашла способ напомнить о себе…
*remainder — напоминатель.
*Закоммитился — совершить операцию
COMMIT
, которая позволяет сделать «постоянными» все изменения, сделанные в текущей транзакции (реально данные могут быть изменены несколько позже) и завершить транзакцию. Проще говоря – сохранить все наработанное за отрезок времени в общую систему.
Глава 7
Аверс:
Таир
Ли вошла. Я снова поразилась, какая она красивая без макияжа и всей этой «лерочкиной» лабуды. Она привлекла меня к себе и поцеловала:
— Вероника, ты заболела? Как ты себя чувствуешь?
— С чего ты взяла? — удивилась я.
— Ты не пришла на работу. Серега сказал, ты осталась дома, видно приболела.
— О боги, я просто не выспалась и решила в контору не ходить! Все нормально, Лер, — успокоила я ее.
— Пожалуйста, зови меня Ли.
Вот черт, какая разница? А впрочем, она права, разница есть. Я дала ей понять, что мне понятна разница — поцеловала ее в уголок губ и кивнула. Ли стащила сапоги, бросила куртку на вешалку и пошла в кухню.
— Чаю хочешь? — спросила я, нажимая кнопку чайника.
— Да, спасибо, — улыбнулась Ли, усаживаясь за стол.
Я налила ей чаю и уселась напротив.
— Как твои дела? — задала я дежурный вопрос.
— Хорошо. Прости, что приехала только сегодня, я была занята.
Чем это? То каждую ночь тусит под моими окнами, а то вдруг занята? Я так и спросила:
— Чем занята?
Ли посмотрела на меня пристально:
— Ты правда хочешь знать?
Знать! Хочу ли я знать?! Вчерашний день показал мне, что знание — великая сила, особенно знание о человеке, который рядом. Да и шок, в котором я пребывала в ту ночь, когда ночной художник и Лерочка-Сахарок оказались одним человеком, тоже заставил меня о многом подумать. Мы живем в одной реальности, соприкасаемся локтями и совсем не знаем тех, кого видим ежедневно — вот какой вывод я сделала из всего случившегося в последние несколько дней. Но рассказывать об этом Ли я не стала, а просто кивнула.
— Я ездила в область за товаром, — сказала Ли.
— Ты чем-то торгуешь? Шмотками, конечно?
— Нет. Я торгую наркотиками, — просто ответила Ли. Мои глаза, видимо, были очень красноречивы, потому, что Ли кивнула и продолжила:
— Это долгая история. Но если ты хочешь, я тебе расскажу.
Я снова нарушила свое правило про «не курить в квартире» — поставила на стол пепельницу и прикурила. Потом села и взяла Ли за руку:
— Расскажи. Я хочу знать про тебя все!
И она рассказала…
Марина и Михаил Захарченко поженились в 1982 году. Он — аспирант, она — выпускница филфака. Большая любовь, нежные отношения, скоропалительный брак. Через полтора года родилась дочка, Валерия Михайловна. Счастье супругов Захарченко стало еще ярче. Девочка росла, хорошо училась, ходила в художественный кружок и подавала большие надежды.
Тем временем Страна рухнула, в жизнь семьи ворвались «лихие девяностые». НИИ, в котором работал Михаил, потихоньку загибалось. Зарплаты перестало хватать даже на проезд. И Михаил бросился в водоворот свободного предпринимательства в отчаянной попытке накормить семью. Кое-что у него получилось, быстрые и шальные деньги появились, а потом так же внезапно исчезли. А вместо денег появились долги. Лере было девять, когда ее отец покончил с собой. В предсмертной записке он написал, что не знает другого выхода, что выпутаться из ситуации, в которую попал, он не способен, что любит их с Мариной и просит их простить его.