Уравнение с четырьмя неизвестными
Шрифт:
— Угу, — кивнула я.
— Пойдем в машину?
— Пойдем.
— Что-то случилось? — спросил Влад, когда мы сели, и я протянула озябшие пальцы к печке.
— Ничего не случилось. Поехали на Шильмана.
И мы поехали. Влад молчал. Удивительно, как он умеет помолчать, когда это действительно нужно.
***
Мы вошли в квартиру и я вдруг повела себя точно, как он — пошла, неторопливо снимая и развешивая всюду свои вещи. Забралась в кровать, свернулась клубочком и закрыла глаза. Через минуту я почувствовала, как прогнулся по его весом матрас, и ко мне под одеяло забралось
— Замерзла? Набрать тебе ванну?
Ванну? А что, это идея.
— Набери, — сказала я, прижимаясь к теплому Каминскому спиной, — только не уходи.
— Силой мысли, что ли? Не уйду, — и он поцеловал меня в загривок и обнял посильнее.
Мы полежали так еще минуту, а потом я завозилась и повернулась к нему лицом.
— Влад, скажи, что любишь меня.
— Люблю больше всего на свете, маленькая. Что с тобой происходит?
— Я не хочу об этом говорить. Скажи еще что-нибудь, ты у нас мастер говорить слова… Расскажи мне сказку.
— Про белого бычка?
— Про кого угодно. Расскажи, меня успокаивает твой голос.
— Ладно. Жила-была девочка. И были у нее тараканы.
— Нет, это не сказка, а просто изложение документальных фактов! Расскажи сказку!
— Жили-были ведьма и менестрель… — и его руки отправились в путешествие по моему телу, пальцы принялись чертить узоры на моих боках и бедрах, губы прикоснулись к моим губам, ноги сплелись с моими ногами…
Что он делает со мной? Снова? Как мне было хорошо! Я пробовала просто отдаться своему кайфу, пока он ласкал и целовал меня. Пробовала отстраниться и просто наслаждаться. Но хватило меня ненадолго: я застонала, я изогнулась, я вогнала ногти в его спину, я оказалась на нем верхом с удивительной быстротой, быстрее, чем рассчитывала. И когда я была уже в подозрительной близости от неба в алмазах, я зачем-то открыла глаза. И увидела его лицо. Очень спокойное и какое-то светящееся изнутри. Он не закусывал губы, не закатывал глаза, его лицо не было лицом завоевателя, какое я видела у мужчин в моей постели, даже у него самого, даже у женщины Ли. Он смотрел на меня глазами-льдинками и чуть улыбался. Тень улыбки. Лицо человека, который что-то знает и которому хорошо. Очень странное лицо. Лицо мужчины, которого… Я захлопнула веки. Не хочу смотреть. Не хочу знать. Не сейчас. Не сегодня. Я ускорила темп и с удовлетворением почувствовала, как сжались его пальцы на моих бедрах. Сейчас я взлечу и уведу его за собой. Сейчас… еще секунда, и…
— Вера, открой глаза.
Я открыла.
— Смотри на меня. Я умираю, когда ты смотришь на меня и кончаешь. Я просто, черт меня возьми, умираю…
И я кончила, глядя в его глаза. Классно кончила, так, что сама чуть не умерла. И он кончил. И я свалилась на него, задыхаясь, а он, чертов болтун, сказал:
— И жили они долго и счастливо, и кончили в один миг. Конец сказки.
— Упырь, — прошептала я, — упырь-сказочник.
Реверс:
Таир Агаларов пьет водку со своими друзьями — Васей и Толиком. Ему плохо, его тошнит, его просто выворачивает, но он заталкивает в себя рюмку за рюмкой.
Валерия Захарченко покупает в магазине банку растворителя. Растворитель дешевый и пахнет неприятно, но Ли обязательно нужно его купить
Юлия Добкина сидит в машине во дворе старой сталинки в центре и смотрит на пыльный туссон. Она любит поговорить сама с собой, но сегодня ей хочется помолчать. В подстаканнике у нее стоит небольшая бутылочка медицинского вида.
Влад Каминский гладит по волосам женщину его жизни и твердо знает, что победил. Разубедить его очень трудно.
Ледяной ветер разгоняет тучи всего на мгновение, и над городом Энском вспыхивает кроваво-алый закатный луч.
Глава 26.
Аверс:
— Таир, брат, вставай…
— Пшлнхй!...
— Шагай, шагай Таир, не гони!
— Пшлнхй!...
— Блин, брат, а до сортира никак нельзя было дотерпеть? Камиль, тряпка где-то…
— Пшлвсёнхй!
— Открывай рот, сука! Пей, давай, это марганцовка! Камиль, подержи его!
Буэээээээээ…
— Онотоле, их величество проснулось! Иди, полюбуйся!
«…буйся!!!» «…буйся!!!» «…буйся!!!»
АААААА! Моя голова-а-а!
— На, герой-любовник, давай, за здоровье!
Нет, я никогда в жизни больше не буду пить водку, мамой клянусь!
— Толик, неси таз, ну его в задницу, он сейчас всю кровать уделает!
Водка растекается по организму. Ненавижу опохмел, но если не похмелюсь, то точно не выживу.
— Жри давай. И колеса выпей. Жри, нечего кривиться. Мамочка Васенька два часа варил, жри, брат!
Суп. Фу, суп!! Еда… бэ-э…
— Камиль, задвинь шторы. Все, спи, героический борец с печенью. Я поехал. Позвоню.
— Пш…
— А?
— Псс…
— А?
— Пасиба, пацаны…
Шесть. Утра или вечера? В комнате темно, голова раскалывается, пахнет… нет, не буду даже пытаться понять, чем именно. Я закрыл глаза и немного полежал так. Голова раскалывается. Я снова получил по башке? Нет, не по башке. Я пил. Чтоб я сдох! Сколько я выпил? Господи, как же мне паршиво. А в честь чего я так нажрался? А. Ну да. Вспомнил. Пойду, поищу водку.
Я попытался встать. В глазах потемнело, я покачнулся, но удержался в вертикальном положении. Еще немного усилий — и я в кухне. Я дома. Васька? Камиль? Со мной были пацаны, я точно помню. Я открутил кран и подставил голову под ледяную струю. Хорошо. Теперь водка, я пришел за водкой. Я открыл холодильник. Кастрюля. Что это? Суп. Васькино творчество. Кефир, минералка. Водки нет. У меня была водка, я точно знаю. Выпили, суки! Или вылили. Или спрятали. Я сейчас оденусь и пойду за водкой. Потому, что когда я пьян, ее нет. Ее нет и, возможно, никогда не было. И мне на нее наплевать. Я должен выпить.
«We are the champions!...» — вопит телефон. Сменю мелодию.
— Да?
— Ты живой, засранец? — Васька, заботливая мамаша.
— Живой.
— Я скоро буду. Водки нет, ключей тоже нет. Попей кефиру и прими душ, вонючка!
— Сволочь!
— Истеричка! Пей кефир и жди меня. Можешь посидеть у окна, поплакать. Я скоро.
— Пошел!... — гудки.
Я попил кефиру, потому, что в сети как-то натыкался на тему, будто в кефире два градуса алкоголя. И пошел в душ, потому что пахло от меня. Еще как, мать твою, пахло!