Урфин. Захват

Машошин Владимир Анатольевич

Вдалеке, словно стайка муравьёв, чёрная группа людей тащила длинную балку, под тяжестью ноши фигуры согнулись и мелко семенили. Справа взревел экскаватор, Люба вздрогнула.

Из недр здания пахнуло цементом и опилками, Люба брезгливо сморщила носик и шагнула внутрь…

Хватились Любы тем же вечером, когда она не вернулась домой. Первым делом обошли знакомых подруг, посетили места, где Люба могла появиться, безрезультатно, после обеда её никто не видел.

Поиски велись пять дней.

Мать Любы, Ольга

Викторовна, маленькая черноволосая женщина, бессмысленно глядя сквозь стену, целыми днями сидела и раскачивалась, пальцы схватили тронутые сединой волосы, заплаканное лицо постарело. Дочь единственный ребёнок, больше детей она не могла иметь, и теперь, когда девочка выросла, Любаши вдруг не стало. Материнское сердце рвалось на части, Ольга Викторовна отказывалась верить, рвался наружу глухой протяжный вой, терзала душу невыносимая боль.

Сергей Кириллович ходил мрачный, лицо посерело, взгляд подозрительно рыскал кругом. Отец делал что мог: допрашивал солдат, прочесал объекты, разослал ориентировки и, уж конечно, поднял на ноги милицию. Без толку, дочь пропала. Поначалу верил – найдётся!

Однако дни шли, а вместе с ними, словно чёрный мартовский снег, таяла надежда увидеть дочь живой.

Возможно, тогда ему припомнился старик-бунтарь, что мог «видеть». Сейчас пригодился бы его талант, и, вероятно, теперь Сергей Кириллович многое бы простил, на многое бы закрыл глаза, только бы Любаша вернулась, но старик канул в безымянной могиле. К горлу подкатывал тугой ком, глаза сурового начальника блестели влагой.

Недоброжелатели шептались, будто не выдержав мук, Хват пошёл к ведьме. На окраине города одиноко торчал покосившейся домик, там, среди дикой бедности жила ведунья. Одним взглядом бабка могла навести порчу, так, что даже бравые атеисты и красноармейцы обходили её лачугу стороной. Поговаривали, что измученный горем отец, туда отправился тайком.

Так оно или нет, никто не знает.

Но на шестой день Сергей Кириллович сам нашёл дочь.

Начальник, словно ураган, влетел в конвойную комнату, подхватил четырёх бойцов, запихал в кузов грузовика, и машина тронулась.

Возле стройки грузовик остановился, Сергей Кириллович спрыгнул.

Угрюмый отец торопливо шёл к главному корпусу, одним прыжком взлетел на крыльцо, солдаты еле поспевали за ним.

Они спускались в подвал, сапоги топали по ступенькам, внизу припорошенная пылью на полу валялась кувалда, Сергей Кириллович поднял инструмент, конвойные переглянулись.

Их шаги отдавались эхом и гулко разбегались под землей. Тусклые лампочки не находя сил бороться с темнотой, лишь порождали причудливые тени.

Вдруг, Сергей Кириллович замедлил шаг, его левая рука поднялась, правая крепче сжала кувалду, он прислушался.

Дальше двигались осторожно, словно опасались разбудить дикого зверя.

Внезапно из темноты выплыла стена, туннель закончился, Сергей Кириллович остановился и растерянно оглянулся, потом его взгляд вновь обратился к тупику.

– Нееет!! – дико заорал начальник, его глаза страшно выпучились, лицо побагровело.

Конвойные вздрогнули и вскинули автоматы.

– Будь ты проклята! Тварь! Нечисть! – вопил Сергей Кириллович.

Кувалда взлетела, и ее увесистый набалдашник глухо ударил в стену, посыпалась штукатурка. Рука Сергея Кирилловича заходила в бешеном темпе, кувалда крушила бетон, разлеталась пыль, на стенах оставались серые безобразные выбоины. Грудь начальника лихорадочно вздымалась, губы побелели, блуждал бешеный взор.

Солдаты отступили назад и молча наблюдали.

– Будь… – с треском пробив стену, кувалда застряла.

Кусок стены оказался муляжом, за фанерной перегородкой была пустота.

Нога начальника усиленная тяжелым кирзовым сапогом врезалась в перегородку, фанера чуть отошла. Сергей Кириллович пнул сильнее, кувалда пробила ещё одну дыру, начальник пинал, бил рукой и кувалдой, словно брызги, разлетались фанерные щепки.

Наконец перегородка вылетела, Сергей Кириллович устремился вперёд.

Проход скрывала непроницаемая тьма, брызгая искрами, чиркнула зажигалка, огонёк вспыхнул и осветил цементные стены. Под сапогами хрустел строительный мусор, вокруг пламени кружился пыльный туман.

Коридор уходил глубоко во тьму, метров через пятнадцать Сергей Кириллович заметил белое пятно двери.

Потянул ручку – заперто.

Пламя зажигалки взлетело над головой, Сергей Кириллович огляделся, рядом из кучи мусора торчал кусок арматуры.

– Посвети, – приказал начальник и отдал зажигалку солдату.

Кувалда упала, дрожащие руки, разваливая пыльную кучу, торопливо вытащили арматурный обрубок.

Тут же арматурина вонзилась в дверную щель, Сергей Кириллович надавил, дерево затрещало, но дверь выдержала.

Он навалился всем весом, замок с треском вывернулся, дверные петли скрипнули.

Взору открылась пустая комната, на полу свалена куча тряпья, угол занимало ведро, в нос ударил едкий запах экскрементов.

– Что это?!!

– Как?!

– Мы сто раз проверяли?! – шептались конвойные.

Их шепот метался по пустой комнате, вдоль стен плясали неровные отсветы пламени.

Из-под тряпичной кучи раздался стон, куча шевельнулась.

Начальник и солдаты замерли.

Из груды тряпок вынырнула белая рука, грязная телогрейка съехала, открылось голое женское тело.

Слабый мерцающий свет выхватил обнажённую девушку. Заплывшие глаза превратились в щёлки, разбитые губы припухли, густо покрывали кожу ссадины и синяки. Темнеющие широкими кружками сосков, белые груди покрыты круглыми язвами, кое-где виднелись следы от зубов.