Урга и Унгерн
Шрифт:
– Бурдуков – это который Алексей Васильевич? Как же, знаю, он и барона нашего учил монгольскому… Добро! Еще хочу вас попросить, Кирилл Иванович, по религиозным вопросам решите все до того, как вам Унгерн поручит. У нас Вавилон буквально… и раньше Азиатскую конную называли Туземной конной. Тут и монголы, и буряты, и русские, и китайцы, и тубуты, и японцы, и татары… всех перечислять и до вечера не управлюсь. Священников в дивизии нет, а это плохо, порядку с религией больше, дисциплина опять же. Подумайте, что можно сделать, чтобы религиозные нужды бойцы могли справлять… Или помещение следует для этого выделить – службы проводить, или, на худой конец, на построении утреннем и вечернем молитвы чтоб читали, у кого какие есть…
– Я подумаю, Борис Петрович.
– Ну вот и славно! Воинство у нас совсем небольшое, тут толковая работа нужна, чтобы порядок был идеальный. Вон китайских гаминов с их хромой дисциплиной как разгромили при штурме в феврале! А ведь их было тысяч пятнадцать, да в обороне, да при оружии и в теплых шинелях.
– Для меня это остается загадкой. Я хоть человек гражданский, но понять такого не могу, как тысяча бойцов умудрилась из укрепленного города пятнадцатитысячное войско выбить.
– Какой там тысяча! Пять сотен если было, и то славно. Да обмороженные, голодные и без патронов почти. Вам любой кадровый офицер скажет, что против одного бойца в обороне должно не меньше трех в наступление идти. Из такого расчета, чтобы китайцев из Урги выбить, нам требовалось не пять сотен, а пятьдесят тысяч штыков! Это соотношение сил один к ста. Даже при Фермопилах против двухсот тысяч персов было выставлено семь тысяч греков. Это один к тридцати. А если учесть, что греки в обороне находились, то и вовсе выйдет один к десяти.
– Так при Фермопилах вроде тоже пять сотен бойцов армию персов сдерживали?
– Вот и видать невоенного… Пять сотен их на третий день стало, когда остальные воины отступили, оставив фиванцев, феспийцев да спартанцев отдуваться за всех. И персы их смяли! А мы за три дня штурма при соотношении сил один к ста сдюжили, выбили китайцев из города! Вот увидите, в учебниках истории об этом еще напишут. – Резухин пришел в некоторое возбуждение, он подлил нам еще кофе с ликером и, поднявшись с кресла, достал из стола коробку с сигарами. – Не курите?
– Табаком не увлекаюсь, – уклончиво ответил я.
– Здоровее будете! – согласился генерал и, прикурив сигару, сел на свое место.
– А как же удалось выбить китайцев при таком значительном перевесе в силах?
– Чудо это и огромнейшая удача. Барон вообще любимец Фортуны. Дьявольски удачлив, это я вам заявляю на полном серьезе. Мы ведь с ним еще в германскую кампанию познакомились. Он из немецкого тыла почти каждый вечер языков приволакивал. Вот и Георгий у него на груди, видели ведь. Барон в немецкую офицерскую форму наряжался и, как стемнеет, за линию фронта уходил. Бывало, и по нескольку дней среди немцев жил.
– Он по-немецки понимает?
– Понимает! – Генерал хохотнул. – Он по-немецки лучше, чем по-русски, шпарит, это ж его родной язык. По-французски отлично говорит, английский чуть хуже, но тоже на достойном уровне. Ну и монгольский теперь освоил вполне да по-китайски чуток насобачился. Полиглот он, наш барон!
– Георгиевский крест он, выходит, за языков получил?
– Да нет, за языков тоже что-то получал, конечно, но носит из всех наград только Георгия четвертой степени. Унгерн над германскими окопами на дереве засел и часов десять кряду орудия наши на вражеские позиции наводил, ох и полегло тогда немца… Как сам уцелел, загадка. Такой уж он удачливый, наш барон. Монголы его богом войны считают, говорят, что это их древний полководец вернулся, чтобы Халху освободить, было такое пророчество известное. Ну он и не оспаривает, нам ведь на руку такое почитание, да и действительно освободил ведь. Вот из Урги выбили, скоро и по всей Монголии китайца погоним. Где это видано, Кирилл Иванович, чтобы у китайцев завоеванные провинции отбивали?
– Ну я в истории не силен, – честно признался я.
– Изучайте! Халха ведь не просто провинция какая-то второстепенная. Внешняя и Внутренняя Монголия – это сфера интересов не только России, но и Англии, и Китая, и Японии. А мы на этом стратегическом участке сумели закрепиться! Да еще и почти без крови.
– Ну как же без крови? Столько народу погибло, сколько казней произведено. О жестокости барона легенды ходят!
– Что вы, милейший Кирилл Иванович! Да на этой жестокости все только и держится! Без нее разве была бы дисциплина? Разве побили бы мы китайца при таком разрыве в расстановке сил? Несколько тысяч погибших в боях да пара сотен во время казней. И это цена освобождения целой страны! Огромной, заметьте, страны, по площади сравнимой с Аляской, которую полсотни лет до этого умудрились просрать. Война, которую мы ведем, – одна из самых некровопролитных в современной истории, если соотносить с площадью территорий и богатством природных ресурсов. Лорд Керзон в своей тибетской кампании в первые же дни уничтожил в разы больше населения и все равно не смог надолго захватить власть в Лхасе. Так что не говорите мне про кровь, пока ее еще не было! Вот если вместо запада Унгерн решит идти на восток, тогда прольются реки крови.
– На восток – это в Приморье? – уточнил я.
– На восток – это в Китай! – поправил Резухин.
– А зачем Дедушке Китай?
– Надеюсь, что незачем. Но ведь для чего-то же он женился на китайской принцессе! Идею воссоединения всего азиатского мира в могучую монархическую державу он вроде как не забросил.
– Китайская принцесса? Барон что, женат?
– Вы не знали? Да, женился на китайской принцессе, однако, если вам любопытно, расспросите о подробностях у него самого! Теперь же вынужден прервать нашу беседу, скопились дела, которые необходимо решать.
– Да, конечно. – Я поспешил откланяться.
Рериха я нашел не сразу. Пришлось помотаться по городу. Он оказался в госпитале у Клингенберга. Выглядел уставшим и нервным.
– Здорово, Ивановский! Что у тебя опять стряслось?
– Привет. Да вот разговор к тебе есть недолгий, может, отойдем в сторонку?
Рерих нахмурил лоб, взял меня под руку и отвел во дворик, где больные и выздоравливающие бойцы гуляли, курили или просто сидели на выструганных из цельного бруса скамьях. Рерих выбрал место подальше от всех и приготовился меня слушать. Я вкратце рассказал ему историю о своем визите к Сипайло – про отрезанные головы, украденные кристаллы и человеческое сало, которым Макарка меня угощал. Рерих слушал не перебивая, а когда я закончил, еще некоторое время молчал.
– Кирилл, ты совершил несколько грубых ошибок, и они могли не только стоить тебе жизни, но и поставить под удар меня. Если бы ты послушал моего совета и перед визитом к Макарке принял метамфетамин, то всего этого ералаша не возникло бы. Еще возьми за правило никогда, слышишь, никогда не принимать из рук Сипайло еды! В дивизии хорошо известны случаи, когда он травил людей ядом, предлагая им угощение.
– Я как-то не подумал об этом… – начал я оправдываться, но в этот раз был грубо прерван Рерихом:
– Это не игра в разведчиков, Ивановский! У нас не будет второго шанса. Если что-то пойдет не так, мы погибнем. При этом наша участь как заговорщиков будет самой незавидной. Соберись уже, нам нужно действовать осторожно и слаженно, иначе мысль о побеге можно похоронить. Теперь по поводу кристаллов… Их запас не бесконечен. Гашиша у меня довольно много осталось, есть и опиум, а вот метамфетамина я хоть и успел произвести в значительном количестве, да только много его ушло на штурм Урги. Восполнить запасы можно лишь новым производством, а это процесс хлопотный, потому, когда в следующий раз получишь от меня склянку с веществом, спрячь ее в укромном месте и используй лишь в самом крайнем случае. К Сипайло пока не лезь. Он очень подозрительный, сразу почует неладное.