Урожденный дворянин
Шрифт:
– Внутренняя инструкция имеет силу для вас, господин полицейский, но не для граждан, к вам обращающихся, – возразил Олег. – Я требую принятия заявления.
– Вы – родственник лица, пропавшего без вести?
– Вы знаете, что нет.
– В таком случае ни сегодня, ни завтра помочь вам не смогу.
– Закон о полиции не регламентирует список лиц, могущих подавать заявление о поиске пропавших без вести.
– Так… В любом случае, вы обязаны предоставить паспорт…
– Извольте, – проговорил Олег, кладя на стойку у окошка дежурного новенькой паспорт.
– Не ваш. Пропавшего. Паспорт либо свидетельство о рождении,
– Два или три часа, – сказал Олег, – и эти документы будут у вас.
Он отпрянул от окошка, чтобы немедленно двинуться в путь, но дежурный вдруг остановил его, сбившись с официального тона на почти что обычный:
– Погоди, слышь… как тебя? Трегрей!
Сержант вышел из-за застекленной стойки, прихватив с собой автомат.
– Пойдем-ка покурим, – позвал он. – Поговорим, так сказать, по душам…
Несмотря на то что разговор дежурный определил как доверительный, голос его ничего хорошего не предвещал.
– Давай-ка, давай-ка, – понукал он, придерживая висящий через плечо автомат, направленный вроде как случайно дулом к Олегу. – На выход, на выход.
Они вышли на крыльцо. Сержант огляделся.
– На два шага от меня отшагни, – сквозь зубы скомандовал он. – И слушай сюда…
Дежурный и не собирался закуривать. Смотрел он исподлобья – но не в лицо Олегу, а куда-то под ноги ему. И голос полицейского вдруг зазвучал приглушенно, сдавленно, как из-под тяжелого камня:
– Ты чего сюда таскаешься? Чего таскаешься, спрашиваю? Медом тебе здесь намазано? Троих уже парней наших сгубил, паскуда, мало тебе?
– Не вполне понимаю вас, господин полицейский, – сказал Трегрей. Лицо его выражало искренний интерес – понять, что же имеет в виду сержант.
– Не понимаешь? Такие, как ты, всегда нормальных людей под монастырь подводят. Здоровый ты? Сильный? Драться обучен? И еще… кое-каким штучкам?.. За справедливость бьешься? Да? Только получается так, что ты – в борьбе за эту свою справедливость – выживешь, да еще выслужишь себе что-нибудь… А другие? Которых ты за собой тянешь? Которые не такие сильные, как ты? Подохнут! Скажешь, не так? А?
Голос полицейского завибрировал искренней, рвущейся изнутри злостью. Олег слушал дежурного, и лицо парня темнело на глазах. Будто таяло – становилось тоньше. И в конце каждой фразы, произнесенной сержантом, Трегрей чуть-чуть, едва заметно, вздрагивал, словно слова полицейского били его по голове.
– Нуржана с пути сбил… – продолжал сержант. – Был пацан, как пацан, служил… Куда он теперь, только после армии, без образования? Палатки рыночные охранять? Никитос Ломов – в гору ведь шел, карьеру делал. Раз – и перечеркнул ты все ему. Думаешь, мы не понимаем здесь, почему его закрыли? Все понимаем, не дураки. Теперь сядет, а после срока – какая ему карьера? Пропадет к свиньям собачьим… И Степаныч… Какого хрена его искать? Таких свидетелей знаешь, где находят? В лесу по осени, грибники. Палочкой поворошат листья, глядь – а там кости. Вот так! А все почему? Потому что они для тебя не люди. Не люди, да! А орудия. Орудия достижения целей. Сгинут одни, ты других поднимешь… Чего кривишься? Не нравится? А я тебе повторю – орудия достижения целей они. Твоих целей. Твоей, мать ее, справедливости!
– Мои цели и моя справедливость? –
– Не-ет… – хрипло протянул полицейский. – Это ты врешь. Я таких, как ты, знаю. Ты же сам себя изнутри сожрешь, если этой своей справедливости, которая для всех, ты добиваться не будешь или не добьешься. Так что – для себя ты стараешься, для себя. К своей цели идешь. По трупам нормальных людей.
– По-вашему, лучше жить по схеме: «меня покуда не трогают, не встреваю, жду своей очереди»?
– Да нормально жить надо! Как все живут! – ответил дежурный. – Себя не забывать, в чужие дела не соваться!
Полицейский лязгнул автоматом, прижал его к боку. Ладонь его сползла с приклада к спусковому крючку. Дуло все еще смотрело на Олега.
– Вали отсюда! – прошипел сержант. – Туда, откуда ты вылез. Нам такие здесь не нужны. Вали, я сказал, дай людям жить нормально. Нормально, понял? Вали!
В кармане джинсов Олега зазвонил мобильный телефон. Трегрей, не сводя глаз с дежурного, вытащил трубку, приложил к уху. И услышал он нечто такое, что тут же быстро проговорил:
– Сюминут приеду, – развернулся и пошел прочь со двора отделения.
Впрочем, через несколько шагов он обернулся и сказал сержанту, напряженно следившему за ним:
– Вы не правы, господин полицейский. Суть в том, что вы даже и понятия не имеете о том, как это – жить нормально…
Руслан Карлович Мазарин действительно большую часть своей жизни прослужил в ФСБ. Но, вопреки слухам, что были распространены в соответствующих кругах, никогда не проходил никаких спецподготовок и никогда не участвовал в серьезных операциях. Более того, боевое оружие Руслан Карлович держал в руках, только когда ему выпадало бывать в служебном тренировочном тире. А такие посещения случались нечасто, ибо являлись для сотрудников его подразделения необязательными.
Мазарин в рядах федеральной службы безопасности был обычным рядовым клерком, специалистом по анализу информации. Суть его работы состояла в следующем: Руслан Карлович получал подробное досье на какого-либо человека, заинтересовавшего своей персоной органы, и, досконально изучив биографию исследуемого объекта, делал выводы о его характере, привычках, склонностях, мотивации и прочем – и составлял особого рода психологический портрет. Подспорьем в этой работе для Мазарина была специальная литература, включающая многочисленные психологические таблицы. А целью – как можно точнее указать, как именно поведет себя объект в той или иной моделируемой ситуации. Эта деятельность только в первые годы службы казалась Руслану Карловичу интересной. Довольно скоро он уяснил для себя, что люди – существа довольно предсказуемые. И достаточно только просмотреть жизнь человека – эпизод за эпизодом, – чтобы относительно верно прочертить несколько возможных вариантов его дальнейшего существования.