Урожденный дворянин
Шрифт:
– А знаешь, что? Привези-ка ты ее сюда, ко мне. Что? Беспокоишься, что опасно? Правильно беспокоишься, на то ты и охрану мою возглавлять поставлен. А вот решать за меня, что делать, а что нет – не стоит. Вези. Как раз по поводу твоего рыцаря без страха и упрека пообщаемся…
Отключившись, Елисеев оставил телефон на перилах и пошел, разминая на ходу плечи, к купальне.
Через пару часов к воротам его особняка подкатил автомобиль, коротко просигнал. Автоматические ворота дрогнули, негромко загудели, открываясь. Перед тем как въехать во двор, сидевший
Наденька Короткова, девочка высокая, нескладная и сутулая, очень похожая на большого шахматного коня, все никак не могла понять, что же такого экстраординарного случилось. Нуржан бился с ней довольно долго. И лишь когда к их беседе подключилась Мария Семеновна, Наденька раскололась. Всхлипывая и размазывая сопли по белокожему, малоподвижному лицу, она рассказала о романе Насти с банковским служащим Вовой, виртуальном романе, который так быстро перерос в самый что ни на есть реальный.
– Он ей встретиться предложил… – с плохо скрываемой завистью ныла дурнушка Наденька, – а она согласилась… Конечно, Настька красивая, на нее все внимание обращают. А этот, который Вова из банка, знаете, какая у него машина?
– Какая? – жадно спросил Нуржан.
– Настька говорила: такая дорогая, что на эти деньги можно квартиру в центре города купить!
– Ты марку автомобиля мне назови!
– Не знаю я, какая марка!..
– Надюша, – вступила Мария Семеновна, – может быть… фотографии остались этого Вовы… Или фотографии машины. Или еще что-нибудь?
– Подумай, вспомни, – присовокупил Нуржан. – Ты же хочешь подруге помочь?
Короткова перестала всхлипывать и подняла на допрашивающих опухшие и покрасневшие глаза:
– Конечно, остались, – несколько удивленно сказала она. – И его фотки, и его тачки. В Интернете-то…
Нуржан и Мария Семеновна посмотрели друг на друга. «Господи, ну конечно! – подумала в тот момент Мария Семеновна. – Да что со мной такое, как я сразу не догадалась… Совсем соображать разучилась…» Нуржан же ни о чем таком не подумал. Он просто яростно выругался про себя.
– Я и пароль, и логин Настькин знаю, – добавила Наденька.
Через пару минут они вышли в Интернет со служебного компьютера Марии Семеновны, открыли страницу Насти Бирюковой. Тут уж решительно перехватил инициативу Нуржан.
– Так, так… – приговаривал он, лихорадочно щелкая мышкой. – Вот она наша Настя. Вот и друзья ее… Ну-ка, Наденька, смотри, где этот банкир.
Короткова склонилась над монитором.
– А нету… – спустя некоторое время проговорила она. – Удалился. Чего это он? Странно. Он ведь только-только зарегистрировался, Настька еще говорила: надо успеть с ним получше подружиться, пока другие не перехватили…
– Ну, этого она могла и не бояться, – отваливаясь от компьютера, с досадой произнес Нуржан. – Ясно же, что он только ради нее здесь и появился. Что, Мария Семеновна? По-моему, все понятно…
– О, боже мой, – вздохнула директор. – Вот дура девчонка, ну и дура…
Наденьку Короткову отпустили. А через полчаса в кабинет вместе с Евгением Петровичем вошел запыхавшийся Олег. Нуржан коротко и четко доложил ему обстановку. И как только бывший сержант патрульно-постовой службы полиции закончил говорить, пространство кабинета точно сковало незримой мутной вязкостью – около минуты четверо находящихся в кабинете оставались в неподвижности, словно не в силах пошевелиться.
– Ну что? – первым нарушил молчание Евгений Петрович. – Получилось по закону-то?
Он обращался к Олегу. Олег молчал.
– Хрена с два, – сам себе и ответил физрук. – Эти гады, кажется, и бумажек, которые мы накатали во все мыслимые инстанции, не очень-то и испугались. А может, наоборот, очень испугались. Вон, гляди, ва-банк пошли, опти-лапти.
– Олег… – глухо проговорила Мария Семеновна, – если… если они позвонят и потребуют… потребуют, чтобы мы все жалобы и заявления забрали… Думаю, надо подчиниться.
– А мне кажется, не позвонят, – подавленно сказал Нуржан. – Что им теперь? Ни свидетелей, ни потерпевших не осталось… почти. А по-новой начинать… доказательная база у нас слаба. Нужен опер хороший, который бы все раскрутил, как надо… А где такого опера возьмешь? Вот Никитос был… – он замолчал на середине фразы.
– Вишь, как оно у нас по закону-то выходит, – постепенно распаляясь, бормотал Евгений Петрович. – Вот оно как у нас по закону выходит! Хочешь по закону – на, пожалуйста. Как же еще, если не по закону? Законы-то, они справедливые. Для нас специально и писаны. Не для них…
Олег молчал. Мария Семеновна украдкой посмотрела на него. Лицо Олега, потемневшее и осунувшееся, было неподвижно. Какое могло бы быть – тотчас пришла в голову директору детдома нечаянная мысль – у воина, долго-долго защищавшего от врага крепость и теперь, после свирепого боя, сидевшего на развалинах некогда могучих стен, среди окровавленных трупов и обломков оружия… Ей стало жаль парня. Настолько сильно, что это чувство на мгновение пересилило тоскливую жалость по бестолковой Насте Бирюковой. Директор вдруг вспомнила о том, с какой азартной решительностью она начинала все это… Разве тогда она могла подумать, в какую черную пропасть безысходности заведет эта борьба ее саму и ее соратников? Как же глупо было все-таки пытаться меряться силами со всесильными…
– Да, – не поднимая головы, проговорил Олег. – Евгений Петрович прав.
Все уставились на него, ожидая пояснения.
– Мы потерпели сокрушительное поражение, – продолжил Трегрей. – И это – бессомненно.
Эти слова отдались тоскливой болью в сердцах присутствующих. У Евгения Петровича даже лицо исказилось. Кажется, и он, и Мария Семеновна, и Нуржан – все они ждали, что Олег возразит на горькие речи физрука чем-то вроде: «Глупости все, ничего еще не кончено…»
– Значит – все, – шевельнул вздувшимися желваками на скулах Евгений Петрович. – Если уж и ты, Олег…