Урусут
Шрифт:
– Да что теперь… О! Слышишь, зывыли. Сейчас конница налетит. Может, тоже на конях их встретить, а? Так сподручнее!
– Коней для друзей бережем! Забыл?
– Ладно…
Смешными черепашками монгол, так и не назвавший свое имя, и его товарищи под большими щитами полезли на холм. Зрелище явилось уморительное.
– Приготовились! – скомандовал урусут. – По визгу – не меньше двух кошунов.
Все, стоя за щитами, взяли в руки луки и наложили стрелы.
Показалась чагатайская конница – тоже, видно, не из последних гулямов, кинулись на чапары, да
Олег раньше учил свою сотню русскому счету – до десяти. Чтобы в случае чего команду дать, а врагу – непонятно.
– На счет «пять» – выходим из укрытия и режем всех до единого! Когда еще раз начинаю считать до пяти – половина Задира вскакивает на коней и уходит! Ясно?
– Ясно, ясно!..
Белый Лоб боялся, что, видя бесплодность усилий, на вторую атаку или пришлют тысячу, или просто накроют тучей стрел. Надо решать все сейчас.
– Раз! Два! Три! Четыре! Пять!
Они повалили три центральных чапара и выбежали навстречу изумленным от такой бесшабашной наглости врагам. Дрались, как в последний раз в жизни, ибо это и был последний раз в жизни.
Амарбат секирой сразу перерубил передние ноги двум коням, Чертыш за десять секунд выбросил шесть дротиков – и все они попали в цель. Другие сражались не хуже – специальными крючьями, приделанными к каждому монгольскому копью, стаскивали наездников и добивали на земле, кололи саблями под щиты воинов и в глаза лошадей.
Олег шел, тратя на убийство не больше двух взмахов. Уклон, удар, укол, уклон. Четыре конных – четыре трупа. Пока враги не побежали или не кинулись внутрь открывшегося маленького лагеря, древоделя громко стал считать:
– Раз! – и люди Задира помчались к своим коням.
– Два! Три! Четыре! Пять!
Мимо ошалевших чагатайцев, больше сейчас занятых сохранением жизни, чем возможной погоней, пронеслись четыре десятка всадников и полетели ветром вдоль Волги. Лучники на холме вылезли из-под щитов и принялись осыпать стрелами пока только потенциально опасные цели – ибо сейчас никто и не думал ни стрелять в удаляющийся отряд, ни догонять его.
Воспользовавшись суматохой, прирезали еще несколько воинов Тимур-Ленга и вновь забрались к себе, закрывшись чапарами, предложив еще оставшимся в живых врагам забрать раненых однополчан.
VI
– А ты говорил, – трясясь от бешенства, кричал Мухаммед Султан деду, – что это смертники! А вон они – бегут, как зайцы!
– Это высокое искусство войны, мирза, – ответил эмир. – Они знали, что если сразу станут прорываться вместе, мы поставим заслон и начнем преследование, и все они погибнут. А если будут сотней сражаться здесь до последнего, то погибнут тоже. Но, разделившись, часть из них спаслась, а часть добровольно принесла себя в жертву. Настоящее боевое товарищество. Молодцы. Впрочем, пора праздновать, а мы все никак не закончим с кучкой ордынцев. Надо занять холм и расстрелять их стрелами.
– Отец, – откашлявшись, произнес Умар-Шейх, который не мог скрыть удовлетворение по поводу легкого позора воинов своего брата Миран-Шаха, с которым вел постоянное соперничество. – Позволь, мои баатуры вызовут их на честный бой – пусть сразятся пешими отряд на отряд. Вот и посмотрим, кто в бою искуснее – мы или степняки.
– Победа и так наша, – ответил эмир. – Доказывали бы свою доблесть в сражении вместе со всеми. Кто им мешал?
– А по-моему, их предали! – не мог успокоиться шестнадцатилетний царевич. – Может, они достойны умереть более славной смертью, чем пронзенные десятками стрел, от которых не могут защититься!
– Хороши! – заметил шейх Давуд. – Мне б таких!
– А я бы справился, – подложил Миран-Шаху сухую колючку Джелаль-баатур.
– Ну, – гурген строго взглянул на Умар-Шейха, – доказывай, что твои молодцы лучше. И – последнему, кто из них останется в живых с клинком в руке, я дарую жизнь. Не убивать!
– Я запомнил, отец, – сын склонил голову и тут же помчался собирать своих гвардейцев, пообещав им щедрую награду за победу над наглецами, только что вывалявшими в грязи лучших бойцов Миран-Шаха.
А пока перед Тимуром вдали в мутном Итиле шевелилась гора полутрупов татар, в которую продолжал и продолжал сыпаться дождь чагатаевских стрел и сулиц.
– Свистните кто-нибудь ребят с холма, – попросил юз-баши. – Проживут на десять минут больше. И чапары пусть свои побросают – они им теперь без надобности.
– А мы что будем делать? – спросил Черген.
– «Черепаху».
– Что-что?
– У римлян был такой способ защиты от стрел и дротиков – то есть прямоугольные щиты со всех сторон, плюс еще накрываешься сверху.
– Если хоть один тумен одновременно выпустит по нам стрелы, от этих чапаров даже пыли не останется.
– Ну, попробовать-то всегда можно…
Принялись за дело. Получилось довольно неуклюже, но надежно.
– Что они делают? – удивился подошедший Шах-Малик.
– Строят укрепления против стрел, – ответил Кулунчак. – Они читают твои мысли, эмир!
– Их явно не Тохтамыш готовил, – произнес гурген.
– Сейчас Умар-Шейх тоже им что-то покажет, – вытянул руку шейх Давуд.
К укреплению подходил безоружный человек с лоскутом белой материи.
– Кто это, юз-баши? – спросил безымянный монгол, уже спустившийся с холма в окоп.
– Переговорщик. Вот удивили, так удивили, – пожал плечами Олег. – Чего надобно, служивый? – крикнул он в щель меж щитами.
– Благородный мирза Умар-Шейх с позволения Покорителя Мира, Властителя Поднебесной предлагает честный бой между его баатурами и вами!
– Ничего себе! – оглянулся на своих ребят Белый Лоб. Те явно обрадовались.