Усадьба
Шрифт:
– Какой ужас, миссис Пикок, какой ужас!
Выделяясь из всех своим черным сюртуком и белыми манжетами, священник рубил топором стену коровника: дверь уже была объята огнем. Перекрывая общий шум, слышался его голос: он объяснял, где лучше рубить, но никто не обращал на него внимания.
– Что в коровнике?
– задыхаясь, прокричал мистер Пендайс.
Миссис Пикок голосом, охрипшим от напряжения и горя, ответила:
– Старая лошадь и две коровы!
– Господи, спаси и помилуй!
– проговорил сквайр, бросаясь вперед с ведром.
Подбежали несколько крестьян, он что-то крикнул им, - что, ни он сам, ни они не могли разобрать. Ржание и фырканье лошади, мычание коров, ровное гудение пламени - все это поглощало остальные звуки. Из голосов был различим только голос священника в перерывах между ударами топора по дереву.
Мистер Пендайс поскользнулся и упал, ведро покатилось в сторону. Он лежал и не мог подняться. В ушах его звучали глухие удары топора и команды священника. Кто-то помог ему встать, и, едва держась на ногах от охватившей его дрожи, он вырвал из рук высокого молодого парня, только что подоспевшего на помощь, топор и, встав рядом со священником, принялся нетвердой рукой рубить стену. Внутри коровника бушевало пламя, из дыры, которая с каждой минутой становилась шире, валил дым. Сквайр и священник не сдавались. Яростным ударом мистер Бартер развалил стену. Сзади раздались возгласы одобрения, но из коровника никто не появился: лошадь и коровы задохнулись в огне.
Сквайр, которому была видна внутренность сарая, выронил топор и закрыл лицо руками. Священник издал возглас вроде глухого проклятия и тоже бросил топор.
Через два часа в изодранной, вымазанной сажей одежде сквайр стоял возле обгорелых остатков амбара. Огонь унялся, но головни еще тлели. Спаньель Джон, взволнованный, запыхавшийся, лизал башмаки хозяина, как будто вымаливая прощение за свою трусость: он все время держался подальше от огня, а глаза его словно говорили:
"Нельзя ли обходиться без такого большого огня, хозяин?"
Черная рука схватила руку сквайра, хриплый голос проговорил:
– Я никогда этого не забуду, мистер Пендайс.
– Ну, полно, Пикок, - ответил сквайр, - пустое! Надеюсь, вы застрахованы?
– Застрахован-то застрахован; да только как вспомню про бедную скотину...
– Ужасно!
– с содроганием ответил сквайр. Домой он возвращался в карете вместе с мистером
Бартером. У ног хозяев, свернувшись, лежали собаки, тихонько рыча друг на друга. Отбытие сквайра со священником сопровождалось приветственными возгласами.
Оба молчали в крайнем изнеможении. Вдруг мистер Пендайс сказал:
– Не идут у меня из головы эти несчастные животные, Бартер!
Священник поднес руку к глазам.
– Господи, не приведи мне еще раз увидеть подобное! Бедные твари, бедные твари!
Священник незаметно нащупал морду своего пса, тот ткнулся ему в ладонь мягким, теплым резиновым носом и потом долго лизал ее.
В своем углу мистер Пендайс незаметно проделал то же самое.
Карета завернула сперва к дому священника, где на пороге его ожидали жена и дети. Соскочивши на землю, мистер Бартер просунул голову в карету:
– До свидания, Пендайс! Боюсь, что вы завтра спины не разогнете. Меня жена разотрет хорошенько бальзамом Эллимана.
Мистер Пендайс кивнул, приподняв шляпу, и карета покатила. Откинувшись на спинку сиденья, он закрыл глаза в приятном изнеможении. Да, завтра ему не разогнуть спины, но он выполнил свой долг. Он показал им всем, что такое кровь, прибавил еще один кирпичик к той системе, олицетворением? которой был он сам, Хорэс Пендайс. И к Пикоку он питал теперь новое, доброе чувство. Нет ничего лучше небольшой опасности для сближения людей. Именно в такие минуты низшие классы начинают сознавать, что им нужен вожатый!
Над его коленями появилась голова Джона: зрачки смотрят вверх, и под ними розовое.
"Хозяин, - как будто говорил он.
– Я чувствую, что становлюсь стар. Я знаю, что мне недоступно многое, но ты, понимающий все, устрой так, чтобы мы не расставались и после смерти".
У въезда в аллею карета остановилась, и мысли Пендайса потекли в ином направлении. Двадцать лет назад он бы обогнал Бартера. Бартеру сейчас сорок пять. Прибавить ему его пендайсовские четырнадцать, и еще неизвестно, кто бы прибежал первый. Он почувствовал странное раздражение против Бартера. Отлично вел себя на пожаре. Ну да и он сам был молодцом. Но эллимановский бальзам, пожалуй, - слишком сильное средство. Гомосея лучше. Марджори придется хорошенько растереть его. И вдруг, по ассоциации назвав имя жены, он тут же вспомнил сына, и от душевного покоя не осталось и следа. Спаньель Джон, давно почуяв близость дома, тихонько скулил, беспечно ударяя остатком! своего хвоста по сапогам хозяина.
Нахмурив брови и с трясущейся нижней губой, сквайр с трудом выбрался из кареты и, тяжело ступая, стал медленно подниматься по лестнице в комнату жены.
ГЛАВА VI
ХАЙД-ПАРК
Каждый год в мае выпадает день, когда в Хайд-парке все необычно. Прохладный ветерок шевелит листву, горячее солнце блещет на воде Серпантайна, на каждом кустике, на каждой травинке. Птицы заливаются на разные голоса, оркестр играет самые веселые мелодии, белые облака плывут высоко в синем небе. Чем, почему этот день отличается от вереницы подобных ему, уже бывших и поджидающих еще свой черед, сказать невозможно; но как будто весь парк решил: "Я живу сегодня. Прошлое прошлым, а до будущего мне дела нет!"
И всякий, кто забредет в Хайд-парк в такой денек, не избежит действия его весенних чар. Шаг становится быстрее и легче, юбки колышутся веселее, трости взлетают выше, появляется даже блеск в глазах, в тех самых глазах, в которых всегда скука от вида улиц; и каждый, у кого есть любимая, мечтает о ней; а там" и сям в нарядной толпе видишь его вместе с ней. И весь парк и каждый встречный приветливо улыбаются и кивают им.
В такой-то день у леди Молден в ее квартире на Принс-Гейт собрались обсуждать положение женщин-работниц. Разгорелся спор после того как один из выступавших неопровержимо доказал, что женщины из рабочего класса не имеют ровным счетом никакого положения.
Грегори Виджил и миссис Шортмэн вышли от леди Молден вдвоем и, перейдя через Серпантайн, пошли прямо по траве.
– Миссис Шортмэн, - сказал Грегори, - не кажется ли вам, что мы все немного сошли с ума?
Шляпу он нес в руке, и его прекрасные седые волосы, растрепавшиеся в пылу спора у леди Молден, так и остались в беспорядке.
– Да, мистер Виджил. Только я что-то не...
– Мы все немного сошли с ума! Что, собственно, значат речи леди Молден? Мне она в высшей степени неприятна.