Ушаков
Шрифт:
В родных краях
Все-таки хорошо, что снарядила его в эту лесную экспедицию. Ехать по ее делам пришлось в почти родной Рыбинск.
Высокие мачтовые леса вдоль Волги знакомы были ему с детства. Осмотр лесных угодий, предназначенных под корабельный повал, промеры подготовленных к вывозу сосен, оценка их вместе с купцами и чиновником из Адмиралтейств-коллегии заняли почти три недели. Подписали счета, утвердили карты восстановления леса, определили сроки и места поставки — вот и домой можно заскочить.
— Никита! — закричал, забегая в избу, где у дальних родственников отца остановился вместе с чиновным адмиралтейцем. — Запрягай, поедем к матушке в Романов.
— Что
— Не замерзнем, — аккуратно собирая книги и чертежи, успокаивал Федор родственницу. — Сколько тут езды-то. К ночи будем. А то в Романове заночуем у Силиных да поутру в монастырь еще сходим: помолимся и поглядим окрест с колокольни, — обратился уже к адмиралтейцу, с которым подружился и еще раньше пригласил погостить в Бурнакове.
— А волки-то! А волки! Ведь рыщут. Чай, голодные, зима в разгаре, — продолжала по постоянной древней привычке припугивать и напоминать об опасностях перед дорогой хозяйка.
— А пистолет-то на что у господ офицеров? — рассудительно пояснил, стаскивая с печи тулупы и валенки, Никита, побывавший вместе с барином в дальнем плавании и знавший, какое оружие возит он с собой.
Федор уже посылал его отсюда с весточкой домой, обещал, что скоро будет, но тщательное исполнение адмиралтейского задания все оттягивало и оттягивало выезд. «Матушка, поди, уж не раз шанежки его любимые пекла, разносолы готовила, промывала крышки у кадушек с грибами, проверяла бочоночки с брусникой и клюквой, желая угостить сыночка на славу. Тот же все не ехал, выверяя, проверяя, добиваясь, чтобы заказ был не в убыток русскому флоту, добротен, непорчен, без сучка и задоринки. Подрядчиков осаживал: вы что думаете, свое добро в горстку собирай, а чужое сей-рассевай?! Нет, все по трудам оплатим».
Адмиралтейский чиновник, сам человек дотошный, знавший хорошо все корабельные расчеты, все меры и цены, подивился ушаковской четкости, придирчивости и осведомленности в делах лесного хозяйства, для флота предназначенного.
— Где же вы, Федор Федорович, столь доскональные познания в корабельном деле, материалах для строения судов получили? — допытывался с любопытством.
Федор не гордился, отмахивался, сам у него по нескольку раз многое переспрашивал, в записи свои постоянно заглядывал, вспоминал многое из того, что в Архангельске, Кронштадте и Ливорно на эллингах видел, что из книг по строению кораблей выписывал. Купцы, подрядчики чесали в затылке: «Ну, барин, с таким не поблажишь и не проведешь, не объедешь на вороных», и уважительно соглашались на все его претензии.
В кибитке, поставленной на санки, накрытый тулупом и заячьей шубой, чиновник сразу задремал, а Федор вглядывался в набегавшие холмы и перелески, пытаясь вспомнить места, по которым не раз проезжал с батюшкой. Узнать почти ничего не удалось, то ли время, то ли снега все памятное стерли. Да и сумерки наступили быстро, покрыли все темнотой поля и лесочки. Бурнаково осталось в стороне, но ночевать решил в Романове, в семье дяди, Силы Игнатьевича, где о его пребывании в Рыбинске тоже знали. Да и дело было небольшое.
Поутру адмиралтеец, что стремился обычно отстраниться от российской непросвещенности и темноты, удивился Ушакову, влекущему его на городскую площадь. Натуральный петербургский чиновник знал, конечно: свет знания и истории идет от Европы, в глубинах отечественных искать его нечего, а морской офицер, сам побывавший в иноземных краях, с увлечением поведал ему о прошлом сего городишки, словно тот каким славным древним греческим полисом был.
— Наш Романов — город стародревний, — окутываясь клубами морозного пара, простер с холма руку над городом Ушаков. — Основал его еще в XIV столетье князь Роман Васильевич. Радетель за Отечество, он сразу встал на сторону Дмитрия Ивановича и в борьбе с тверяками и в битве на Куликовом поле. Его владения были здесь вдоль Волги до самой Шокстны, — по-старому назвал Шексну Федор, — а потом тут княгиня Мария Ярославна срубила настоящий город, то есть огородила его деревянным острогом и насыпала земляной вал. Вот до сих пор сии холмы высятся, — указал он под ноги, где у церковной стены остановились. — А уже в 1493 году городок перешел к государю Московскому Ивану Васильевичу, а от князей Романовских было несколько княжеских фамилий: Бельские, Деевы, Жировы, Луговские, Львовы, Солнцевы, Ухорские, Шохонские.
Чиновник адмиралтейский познаниям офицера дивился, с изумлением покачивал головой, а тот, видя, что ему внимают, продолжал с вдохновением:
— В Смутное время пылал тут пожар. Город выжег пан Гальбович. Но еще больший урон нанес горожанам Иаков Любский, православный литвин, что похитил из Никольской церкви икону Казанской Божьей Матери. Потом эта икона волею патриарха Гермогена осталась в Ярославле навсегда, хотя каждой весной ее в Романов привозят. Народ здесь живет государю и Отечеству преданный. В то же Смутное время черные люди вопреки детям боярским выступили против тушинского вора и объединились с другими воинами и ополченцами за веру православную. Тут у нас всегда наместник царский правил, а на том берегу Волги наши соседи из Борисоглебска управлялись прямо от царского двора. Они всегда ближе к царю были, поставляли рыбу к царскому двору, тот и звал их: «мои рыболови». Наши же, романовцы, ближе к Богу и Волге живут.
И опять чиновник дивился, как можно так досконально историю знать уездного поселения да и гордиться минулым, от которого ни пользы, ни радости не получишь.
Лошадей с Никитой пустили они впереди себя, сами же, похлопывая по полам полушубков и пританцовывая от морозца, шли вдоль улицы высоких домов, разнаряженных наличниками. Мороз, к удивлению петербуржца, разогнал не всех. На площади стояло несколько торговцев, предлагая различную снедь и поделки. Раскрасневшаяся молодка бойко стрельнула глазами и позвала:
— Купите, господа! Лучше наших романовских баранок вы нигде не сыщете!
— Баранов? — не расслышал чиновник.
— Да и баранов, — расхохотался Ушаков. — Романовская овца особая. Еще Петр I сие приметил, повелел скрестить местную простую русскую и силезскую, от чего получилась такая шерсть, что по всему миру славится. Романовские овечьи тулупы и модные полушубки по всей России за лучшие почитаются. Думаете, почему сия красавица столь радостна? Да ей тепло, и на людях она побыть хочет, приглянуться. А попробуйте-ка при наших морозах в иных одеждах постоять — быстро окоченеете, только романовская овчина и спасает...
Отведали баранок, поговорили с несмущавшейся торговкой, которая поведала гостям, что зимой и летом полным-полно в городе приезжих, что едут через Романов на Петербург, Вологду, Тверь, Ярославль и на Рыбинск. А какие местные, то отсюда на Данилов в Пошехонье едут.
— В общем, пуп земли ваш Романов, — съязвил чиновник.
Ушаков посерьезнел. Ответствовал:
— Извини, дружище, выкамурами, обиняками говорить не могу. К стыду, у нас большинство не знает историю Отечества своего, да и родных земель, откуда кто вышел. А если бы внезапно разрушились все памятники прошлого, забылись предания и сгорели книги, то душа народа обеднела бы и иссохла. Вся лестница жизни обрушилась бы, и неведомо было бы, где подъем, а где спуск, утратилось бы чувство жизни. Без прошлого человек стал бы ничтожен, а его бытие ограничилось бы мелкими тревогами существования.