Ускользающая тень
Шрифт:
И всё равно лишний шанс нарядиться упускать не следует. Лисс и Каста, конечно, потребовали, чтобы я сначала показалась им. Наряд мой они прокомментировали вежливо, но без всякого энтузиазма, потом затащили в ателье и подобрали возмутительно дорогую замену. Что-то такое чёрное с тёмно-зелёным, выгодно подчёркивающее всё, что надо подчеркнуть. Я позволила себе предаться самолюбованию перед зеркалом, а близняшки осыпали меня комплиментами. В общем, всё не так уж плохо.
Зал величественный, кремовый потолок гладкий, будто внутренняя поверхность раковины, и отделан золотом. Наклонный пол ярусами поднимается вверх, к нишам и балконам ведут изящные лесенки, гостей – целое море. В каменных садах растут разноцветные грибы и журчат ручьи.
Аристократки курсируют по всему залу, отпускают язвительные комментарии о соперницах, собирают сплетни. Скользят от группы к группе, исполняя сложный танец интриг, то заискивают, прося оказать услугу, то выказывают презрение былым союзницам. На головах замысловатые уборы, одни оделись в платья из драгоценных камней и экзотической чешуи, другие – в облегающие униформы, третьи – в специально порванную, как у бедняков, одежду. Большинство из аристократок прибегли к услугах заклинателей камня, чтобы как-то изменить свою внешность – у некоторых кожа разноцветная или с узорами, у других зрачки в форме крестиков, третьи усовершенствовали форму груди. Женщины не боятся украшать свою кожу изысканными рисунками, ведь они знают, что заклинатели легко смогут стереть их, когда мода изменится. На каждый стиль находился другой, прямо противоположный. Например, борцы за чистоту нравов отказываются украшаться, одеваются строго, во всё чёрное, и бреют головы, отчего все они кажутся облысевшими.
Даже Ринн выглядит почти респектабельно, хоть и чувствует себя неуютно. Светские приёмы не по нём. Он привёл в порядок бороду и позволил мне подобрать для него подходящий костюм. Я сжалилась и выбрала самый простой, какой нашла. Ринн не отходит от меня ни на шаг, будто боится утонуть в этом море экстравагантности. Он всегда считал аристократов чудаками и не понимал, что у них на уме. Сегодняшнее сборище только убедило его в собственной правоте.
Но меня их причуды не пугали. А вот Ринн считал, что они нарушают все приличия. Мне же всё это казалось очаровательным, однако я не позволяла этой симпатии влиять на трезвость своих суждений. К Плутархам и их кланам можно относиться как к наивным и чересчур богатым детям, но нельзя забывать, что их игры намного серьёзнее наших и ставки в них гораздо выше.
– Не видишь его? – спрашиваю мужа. Ринн был, пожалуй, выше всех.
– Они только выходят, – низким рокочущим басом произносит он в ответ.
При этих словах Ринн обнимает меня за плечи, и я тут же приникаю к нему. Не знаю, хотел ли он разделить со мной гордость за сына или успокаивал – я ведь так и не смогла избавиться от чувства вины. А может, Ринн благодарил меня за то, что не воспротивилась его решению. Впрочем, в тот момент мне было всё равно. В его руках я чувствовала себя в безопасности, его близость действовала успокаивающе.
Но долго мы так стоять не могли. Скоро пришлось спускаться на нижний ярус, к полукруглой сцене в конце зала. Большинство гостей церемония вовсе не интересует, они слишком заняты обсуждением новостей из жизни друзей и врагов. Выясняют, где у кого слабое место, чтобы знать, куда ударить, пессимистично думаю я.
Провожу Ринна сквозь ряды нарядных заговорщиков. Его рука крепко сжимает мою. Чувствую, как его ладонь стала мокрой от пота. Мой муж готов бесстрашно сразиться с двумя десятками меченосцев гурта и одержать победу, не получив даже царапины, но одна мысль о приёмах и балах наводит на него ужас. Он не любит того, чего не понимает. Ринн из тех людей, что предпочитают простые удовольствия. Он и сам простой, прямой и честный. Как раз те качества, за которые я его люблю, – не считая многих других. Что бы я ни делала в течение дня – барахталась в коварных болотах Вейского подземелья или вращалась в прекрасных и опасных кругах высшего общества, – мне всегда приятно было возвращаться домой к мужчине, который всегда говорит, что думает.
Не успели мы найти своё место, как к нам тут же подлетели Лисс и Каста. Со временем я привыкла к тому, что близнецы вытворяют со своей внешностью, и в этот раз даже не удивилась. Хотя Лисс смотрелась устрашающе – мертвенная бледность, впалая грудь, глаза цвета мутной воды и волосы, похожие на рваные тряпки. На Касту глядеть приятнее, хоть и ненамного, – округлые формы, платье цвета темноты и огня, кожа чёрная, словно уголь, волосы и глаза алые, как лава.
При виде нас Лисс приходит в неописуемый восторг и кидается ко мне с поцелуями.
– Орна, дорогая! Как мы за тебя рады! В этом платье ты просто красавица! Чудесный выбор, чудесный! Вот видишь! Скажи теперь, что у нас плохой вкус! – Лисс бросает взгляд на сестру. – Мы очень рады за Орну, правда?
– Конечно, – соглашается Каста. Она более сдержанная из близнецов, поэтому дожидается, пока Лисс немного успокоится, и чмокает меня в щеку. – Лисс мне все уши прожужжала про церемонию выпуска. Готова поспорить, она предвкушает, как сама окажется на твоём месте.
– Наглая ложь! Нет, вы послушайте, что она про меня говорит! Когда это я такое говорила? – Тут Лисс приближается ко мне и шепчет, обдав не совсем свежим дыханием: – Но что правда, то правда – как же я тебе завидую!
Я смеюсь. Близнецы наконец замечают Ринна, хором здороваются, награждают дежурными поцелуями и забывают о его присутствии. А Ринн их и вовсе почти не замечает – глаза его прикованы к сцене, на которой выстраиваются выпускники. Типичная мужская черта – они не в состоянии сосредоточиться на нескольких вещах одновременно. Меня это, если честно, всегда раздражало. А теперь он ведет себя так, будто с ним рядом и вовсе никого нет.
– Как думаешь, а вдруг мой ребёнок пойдёт служить в армию, когда вырастет? – выпаливает Лисс. Ответить я не успеваю. У Лисс вообще почти все вопросы риторические. – Надеюсь, что нет. Своего драгоценного сыночка я бы ни за что на войну не пустила. Пусть лучше будет художником, или поэтом, или скульптором, как дед Ринна!
При этих словах я мучительно смущаюсь. Есть у Лисс такая способность – не подумав, брякнуть что-нибудь неприятное и неуместное. Муж, кажется, не расслышал. Повезло. Отношения с дедом у него были отвратительные.
– Я решила – у меня будет мальчик, как у тебя, – объявляет Лисс.
– А отца спрашивать не собираешься? – уточняю я. Искоса гляжу на Касту, но та смотрит в другую сторону.
– Ах, мужчин это меньше всего волнует, – легкомысленно отзывается Лисс. – У него своих дел по горло, надо же руководить этой его… текстильной фабрикой, или как там она называется? Я ведь не напутала – у него точно текстильная фабрика?
Лисс обращается за помощью к Касте – в точных фактах она не сильна.
– Среди прочего он производит роскошные ковры, – с усталостью в голосе говорит Каста. – Для военного времени бизнес самый неподходящий, но, как ни странно, доход приносит немалый.
– Завидовать нехорошо! – надувает губки Лисс и, обращаясь ко мне, прибавляет: – Она мне ужасно завидует.
Будто я сама не знаю.
Лицо Касты принимает угрожающее выражение, и я уже приготовилась к семейной ссоре, но Лисс вовремя успевает сменить тему и начинает говорить о приближающемся бале – как жалко, что я не смогу на него прийти, ведь в это время я буду рубить врагов на куски на каком-нибудь далёком поле битвы.