Ускользающая тень
Шрифт:
Мы с Аилой и другими рабынями поспешно спрыгиваем с повозки, чтобы подготовить спальни хозяев, пока те пьют и болтают. Их супруги в масках собираются в стороне небольшой группой и хранят молчание. На людях они никогда не заговаривают первыми, только если мужья к ним обратятся. Мне тогда казалось, что это очень изысканно и величественно.
Как всегда, мы, дети, превращаем работу в игру. Распределяем обязанности и соревнуемся, кто справится раньше. Строгая выучка и искреннее желание угодить хозяевам не позволяют халтурить, но я обычно выигрываю у Аилы, потому что первой успеваю выбрать задания, на которые требуется меньше времени.
Потом мужчины вместе с супругами поднимаются в свои покои, мы же спускаемся вниз и наводим порядок внутри повозки. Убираем, доедаем остатки еды, кормим чила. Хотя мне эти звери никогда не нравились – ужасно злобные, да и воняют просто невыносимо, – работаю на совесть. Чем быстрее закончим, тем скорее начнётся время музыки, а музыка – наша главная радость. Выполнив всю работу, спрашиваем у зазэ разрешения взять музыкальные инструменты. Та проверяет, всё ли в порядке, затем говорит, что мы можем идти. Спешим к беседке.
Она находится на берегу бассейна, подогреваемого при помощи углей, поскольку горячих ключей здесь нет. Другие рабыни уже на месте. Усаживаемся с краю – оттуда открывается шикарный вид на пропасть. Опускаемся на колени и начинаем подтягивать струны и настраивать инструменты. Я играю на зуке – это девятиструнный инструмент с металлическим грифом. Он издаёт подрагивающие, напевные звуки. Инструмент Аилы – оза, квадратный барабан из кожи. Она уверяет, что для того, чтобы освоить все тонкости игры на оза, нужно много лет. Но мне кажется, что оза – простой и скучный инструмент, хотя Аиле, конечно, этого не говорю.
Я очень любила играть. Каждой нотой благодарила хозяев за то, что допустили меня к столь чудному занятию. Где ещё я смогла бы обучиться этому дивному искусству, кто вложил бы в мои руки зук? Способности мои проявились ещё в раннем детстве, поэтому решено было обучать меня музыке. Мне нравилось играть, потому что я это делала лучше всех, за исключением старших рабынь, за плечами у которых были годы практики. Но учитель сказал, что со временем я превзойду их, если не брошу занятий. Утверждал, что в первый раз видит такие ярко выраженные способности у такой маленькой девочки.
Через некоторое время пришли ещё две музыкантши и тоже стали настраивать инструменты, а мы с Аилой тем временем репетировали. Мы знали много песен, от старинных гуртских баллад до необузданных, духоподъёмных военных песен и горестных песен-плачей. Музыка гурта поражала меня своей проникновенностью. Никогда не могла остаться равнодушной, мурашки так и пробегали по телу. Я думала – да, только выдающиеся люди могут сочинять такую музыку. Вспоминала обрывки мелодий из прошлой жизни – колыбельную, разудалую песню, которую отец горланил хором с друзьями. Но все эти простенькие, незамысловатые напевы ни в какое сравнение не шли с гармоничными контрапунктами музыки гурта.
Хозяева заходили в беседку по двое, по трое. Другие рабыни подавали еду и вино, а мы играли. Некоторые гурта раздевались догола и купались в бассейне. Жёны проводили время где-то в другом месте, отдельно от мужчин.
Гурта говорили между собой, но я не понимала о чём, поэтому просто сосредоточилась на игре. Это были влиятельные мужчины, обсуждавшие темы, недоступные для понимания маленькой эскаранки. Меня предметы их беседы даже не интересовали. Я просто наслаждалась своим мастерством, каждой трелью и взмахом смычка, радуясь, что доставляю хозяевам удовольствие.
Им моя игра нравилась. После одной баллады, в которой зуку принадлежала ведущая партия, – это была моя любимая, – Хорик подошёл ко мне с мужчиной, одним из Администраторов. Для гурта он был коренаст и широкоплеч, с маленькими внимательными глазками и заплетённой в косу бородой. Такие обычно носили старики, но этот человек был ещё молод. Все музыканты встали и начертили в воздухе знак Абсолютной Покорности.
– Вот, пожалуйста, – произнёс хозяин, обращаясь к спутнику. – Готов поспорить, вы никогда не слышали, чтобы маленькая девочка играла так проникновенно…
Я просияла от гордости, но длилось это недолго.
– Бывает, что и звери проникновенно воют, – возразил другой Администратор. – Предлагаете их тоже объявить выдающимися музыкантами?
– Да бросьте! Вы должны признать, что у девочки талант…
– Хорошо, допустим. Но предполагать, что эти… люди думают и чувствуют так же, как мы? Что за нелепость! Их эмоции столь же неразвиты и примитивны, как у зверей, которые служат нам пищей…
Хорик смеётся, но в глазах его читается разочарование. Его попытка произвести на этого человека впечатление не удалась. Я чувствую себя виноватой и опускаю голову, мечтая сквозь землю провалиться.
– Да, конечно, вы правы, – соглашается Хорик. – Я не подумал. Как можно считать цивилизованными людей, которые даже Законов не соблюдают?
– Эти существа недостойны даже того, чтобы мы их в рабстве держали, – отвечает собеседник.
– Белек Аспа, ваша способность убеждать феноменальна, – объявляет Хорик и уводит его из беседки. – Что ж, вернёмся к нашей теме…
Если Хорик и собирался сказать, что это за тема, то не успел, потому что как раз в этот момент в спину ему вонзилась стрела и окровавленный наконечник проткнул грудь насквозь.
На какую-то секунду все замерли от потрясения. Не знали, что делать и куда бежать. На лице Хорика так и застыло удивление, а мы приросли к своим местам и глядели на него, словно ожидая распоряжений. Вдруг Хорик икнул, изо рта потекла кровь. Потом пошатнулся и мешком свалился в бассейн. Тут поднялся крик, началась паника. Ещё один гурта, друг Хорика, вместе с которым он путешествовал, попытался вылезти из воды, но вторая стрела угодила ему прямо в лоб.
Все кинулись врассыпную, кто куда. Меня толкнули, зук с протестующим гулом упал на пол рядом со мной. Я наклонилась, чтобы поднять его, и вдруг услышала, как в воздухе свистят целые тучи стрел. Одна из них вонзилась в ограждение совсем близко от моего лица. Я закричала и шарахнулась в сторону, налетев на Аилу.