Ускользающие тени
Шрифт:
Кровосмесительница герцогиня де Грамон, пренебрегая тем, что Арман приходился племянником ее брату, пожелала влюбиться в него. Отвергнутая, она обвинила его в развращении герцогини де Станвиль, свояченицы его дяди, чем вызвала такой шум, что любовников разлучили. Разъяренный таким вмешательством в его личные дела, Лозан открыто продолжал пренебрегать герцогиней де Грамон, поселив в своих апартаментах хорошенькую маленькую актрису и послав за мадам де Камбиз, которой он предложил разделить с ним постель в Версале. Тогда и началась его скучная жизнь с теперешней любовницей, которая продолжалась и теперь. И вот сейчас,
— Арман! — с укоризненным вздохом позвала его любовница.
— Что? — Он даже не побеспокоился оглянуться через плечо.
— Мне надо поговорить с вами.
— Мы уже говорим.
— Я хотела сказать, поговорить наедине.
— Не теперь, — раздраженно отозвался Лозан и наклонился к Саре. — Сколько времени вы пробудете в Париже, миледи?
— Еще несколько недель, хотя, боюсь, моему супругу здесь уже надоело. Вы знаете, он скучает по своим обычным упражнениям — дома, в Англии, он много занимается спортом.
— В самом деле? — герцог попытался изобразить интерес. — И кто же ваш муж, мадам?
— Он сидит вон там — видите красавца, одетого в бархат цвета кларета?
— Действительно, красавец. Недурной малый.
— Мне очень повезло.
— О да! — ответил Лозан, заглянув при этом прямо в глаза Сары.
Сара потупилась, думая о том, какие широкие у него зрачки, напоминающие черные камушки, охваченные пламенем. Глядя на своего собеседника, она чувствовала, как нарастает ее возбуждение, как будто она видит чудесный сон и не может представить себе иного счастья, нежели оказаться в объятиях герцога без единого лоскутка на теле.
— Вы слышали о мадам де Монтеспан? — прошептал Арман.
— Это она была любовницей Лудовика XIV, обвиненной в колдовстве? — тихо ответила Сара.
— Не такой уж опытной колдуньей она была, но сумела приворожить короля. Знаете, миледи, похоже, в вас есть частица ее волшебства.
— Что вы имеете в виду, месье?
— Только то, что, стоит, вам взглянуть на мужчину — и готово, он уже пленен.
— То же самое я думала о вас, — ответила Сара, удивляясь, как она осмелилась это произнести.
— Вот как? — удивился Арман и улыбнулся от неожиданности. Крохотное пламя его зрачков вспыхнуло с новой силой, угасло, и его взгляд вновь стал обычным.
— Я навещу вас и сэра Чарльза Банбери завтра. — Он поднялся и поцеловал ей руку. — А пока — до встречи.
— До встречи, — ответила Сара, постепенно приходя в себя и удивляясь тому, что с ней случилось.
Мадам де Камбиз поднялась и подхватила любовника под руку.
— Думаю, пора отправляться домой спать, — промурлыкала она, почти касаясь губами уха герцога.
— Тогда увидимся в карете, — резко ответил он и повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на леди Сару Банбери.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Она пребывала в состоянии полнейшего смущения: ее мысли и эмоции метались между радостным восторгом и отвратительным чувством вины. Она находилась на грани любовной связи и отлично понимала это, но как бы ей ни хотелось просто оказаться с ним в постели и испытать невероятное счастье, сама мысль о неверности жестоко терзала ее сердце.
Ни в новогоднюю ночь, ни на следующее утро он не попытался заняться с ней любовью. Алексей просто устроился рядом с ней, вялой от принятого снотворного, вытянулся и быстро заснул. На следующий день, когда Сидония проснулась, он уже был в ванной, громко распевая что-то по-русски.
— Вам это ничего не напоминает? — спросил он, высунув голову из-за двери ванной.
— Что?
— Ночь, проведенную вместе в Москве, когда вы сбежали от Найджела.
— О, да.
— Вы хорошо выспались? Чувствуете себя лучше?
Алексей вышел из ванной, закутанный только в огромное полотенце, и Сидония залюбовалась его телом — ладно сложенным и сильным, с мускулистыми от многолетних упражнений на скрипке руками.
— Намного. Сейчас встану.
— Не спешите. Я схожу и принесу вам завтрак.
— Лучше я пойду с вами — я не вынесу, если пробуду в этой комнате еще немного.
Они вместе отправились в маленький ресторанчик и пробыли там все утро, попивая кофе и бренди. Затем отправились в репетиционный зал Алексея, и Сидония, удобно сидя в кресле и чувствуя себя совершенно испорченной, слушала его игру. Впоследствии они были приглашены на ленч к Моник Амбуаз, ужасно обеспокоенной несчастным случаем с Сидонией, а к тому времени, когда они вышли на сумеречные улицы, все полностью изменилось. Ибо на первых страницах вечерних газет красовалась огромная фотография Алексея и статья под броским заголовком «Русская сенсация приходит на помощь».
Сидония внимательно следила, как Алексей уселся читать газету и в конце концов объявил, что все написано чертовски верно. Каким бы недобрым ни казался очаровательный знакомый Сары из прошлого века, глаза которого загипнотизировали Сидонию, он явно благосклонно отнесся к Алексею.
На вечеринке у Пьера Севинье присутствовали сливки парижского общества, в том числе директор французской телевизионной сети, редактор крупной и популярной ежедневной газеты, имеющий большие связи, не говоря уже о двух чрезвычайно влиятельных музыкальных критиках. Алексей ворвался в их жизнь и стал настоящим откровением. Достаточно было уже того, что музыкант привлекательно выглядел, был необычайно одаренным и прибыл из таинственной страны, внутренние события в которой нельзя было назвать иначе, чем хаосом. Внезапно о русском скрипаче захотел узнать весь Париж.
Следующие несколько дней прошли странно, но впечатляюще. Все утренние газеты поместили статьи об Алексее, и в результате его концерт 3 января в Пале-де-Шальо прошел с полным аншлагом — слушатели стояли в проходах и позади рядов. На следующее утро вместе с обзором новостей, в котором, так или иначе, упоминался Алексей, в газетах появились фотографии Сидонии с подробным описанием ее головокружения и последующей травмы головы. Все это неоспоримо свидетельствовало о том, что оба музыканта стали людьми не только месяца, но и всего предстоящего года: их буквально осаждали с требованиями дать интервью, и впервые в их жизни фотографы следовали за ними по улицам, а в вечерних газетах постоянно появлялись снимки, на которых музыканты гуляли по улицам Парижа рука об руку. Это последнее слегка встревожило Сидонию, которая внезапно вспомнила, что французские газеты вполне могут продаваться в Канаде.