Ускользающие улики
Шрифт:
— Вы, как всегда, все продумали до мелочей, — сказал Эбботт с ноткой иронии. — Может, вы уже знаете, зачем кому-то понадобилось калечить или даже убивать мисс Каннингэм?
Она без малейшей заминки ответила вопросом на вопрос:
— А зачем нужно было убирать Мэгги Белл и мисс Холидей? Мисс Каннингэм слишком много знает. Полагаю, это и есть объяснение для всех трех происшествий. Каждая из этих женщин чем-то опасна, видимо своей осведомленностью. Возможно, Мэгги Белл и мисс Холидей даже и не знали, что обладают какими-то важными сведениями.
И обрати внимание: в каждом случае преступник
— Но, дорогая моя мэм, ее расспрашивали! Разве я не говорил вам?
— Боюсь, что пет, Фрэнк.
— Извините. Совсем с ног сбился. Дело было так.
Деннинг прочесал всю округу в поисках тех, кто видел или встречал мисс Холидей после се ухода из Крю-хаус. Ему удалось отыскать Мэри Тафтон. Девушка возвращалась па велосипеде в Мэлбери — ездила в гости па ферму по ту сторону Хэзл-грип. Мэри говорит, что примерно в половине шестого видела у аллеи в Крю-хаус мисс Каннингэм.
Она ее хорошо знает в лицо: миссис Тафтон шила ей кое-что. Дальше она сказала, что из ворот Крю-хаус как раз выходила женщина в плаще, а мисс Каннингэм остановилась и заговорила с пей. Незнакомая женщина достала платок и высморкалась, выронив при этом что-то похожее на письмо, и мисс Каннингэм его подобрала. Все это Мэри видела, проезжая мимо. Там есть ровный длинный участок дороги. Мисс Каннингэм свернула па аллею, а ее собеседница направилась к деревне. Мэри говорит, что все произошло буквально за две минуты: они встретились, мисс Каннингэм подобрала письмо и пошла дальше. Деннинг расспросил об этом мисс Каннингэм, и она подтвердила, что все было именно так. Мисс Холидей обронила письмо, доставая носовой платок, и она подняла его. Они обменялись парой слов, а поскольку письмо было не запечатано и адресовано мисс Крю, мисс Каннингэм вызвалась отнести его в Крю-хаус.
— Она не уточнила, о чем была эта «пара слов»?
— Наверняка ни о чем, — рассмеялся Фрэнк. — Деннинг свое дело знает, поверьте. Он спросил, была ли мисс Холидей чем-нибудь расстроена, и мисс Каннингэм ответила, что нет, была такая, как всегда. Кстати, Деннинг спросил и кухарку из Крю-хаус… как ее… миссис Болдер, и она сказала то же самое. Сдается мне, ушел он скорее от страха. Миссис Болдер гневно стала вопрошать, чем она, по его мнению, могла кому-то навредить. Она за словом в карман не лезет. Вот он и дал деру. Язычок у этой дамочки!..
Мисс Силвер вдруг стала медленнее обычного набирать петли. Помолчав, она проговорила:
— Спасибо, Фрэнк. Но не скажу, что этого достаточно. Если мисс Холидей убили, значит, был для этого мотив. Кто-то наверняка решил, что она стала или может стать опасной свидетельницей и что от нее надо избавиться. Похоже, что опасность возникла внезапно. А это значит, что все ее встречи за эти последние несколько часов в ее жизни очень важны, надо их тщательнейшим
— Вы предполагаете, что мисс Холидей услышала некие опасные сведения и могла рассказать о них мисс Каннингэм? И кто-то посчитал, что она это наверняка сделала… Хорошо, а как тогда насчет миссис Мэйпл и миссис Сэлби? Они ведь тоже ее видели. От миссис Сэлби у нее уж точно не было секретов.
Мисс Силвер кивнула.
— Именно так. Но миссис Мэйпл, видимо, можно сразу исключить. Их встреча с мисс Холидей была короткой, а откровенничать с такой тугоухой женщиной вряд ли кому захочется — придется кричать на всю деревню.
— Но миссис Сэлби — подходящая компания, а? И при этом пока никто вроде бы не пытался избавиться от нее.
Мисс Силвер склонила голову набок немного по-птичьи.
— Мой милый Фрэнк, вот это как раз больше всего меня изумляет. То, что миссис Сэлби никто не трогает.
Глава 26
Когда Розаменд и Дженни выпили чаю, Дженни вновь погрузилась в роман Глории Гилмор, где страсть и влюбленность как раз достигли апогея. Розаменд откинулась в кресле, позволив себе минутную праздность, и с удивлением поняла, что ей совсем не хочется вставать, брать поднос, нести его на кухню и мыть посуду. Задумав не спать в прошедшую ночь, она крепко уснула, и сон был непривычно тяжелым. Она и теперь все еще не могла избавиться от оков сна. Мысли текли медленно и вяло, а тело и вовсе не двигалось бы, не заставь она себя силой вернуться к своим обязанностям.
Звонок Лидии Крю заставил ее с трудом встать. Дженни сморщилась, нетерпеливо дернулась и сказала:
— Будь ты проклят!
— Дженни!
— А представляешь, как было бы здорово: одно слово сказал — и заклятие бы исполнилось? Пинч! — и нет больше звонка! — У Дженни был взгляд бесенка. — Я бы, пожалуй, и на тетю Лидию наложила заклятие, если бы могла.
— Дженни, перестань, прошу тебя!
Бесенок захихикал.
— Ладно, иди, а то я скажу что-нибудь пострашнее, если он так и будет тилибонить.
Розаменд вошла в заставленную мебелью комнату тети.
В последнее время эта теснота стала казаться ей еще более отвратительной. Так много вещей, так мало воздуха, так жарко, идешь, а на тебя накатывает душная волна. Ноги словно были налиты свинцом, и на миг даже закружилась голова.
Лидия Крю восседала в своем кресле с прямой спинкой. Серовато-бледное лицо было спокойным и решительным. До самых ног ее окутывало старое пурпурное покрывало. Камни на кольцах сверкали в лучах зажженной люстры — горели все лампы до одной.
— Слушаю вас, тетя Лидия.
— Садись, — сказала Лидия Крю хриплым голосом. — Я хочу поговорить с тобой.
В сердце Розаменд шевельнулась тревога. Тетя Лидия «поговорить» понимает по-своему. Она спрашивает и диктует свои условия. Холод, охвативший Розаменд, вызвал сначала воспоминание о первом допросе, учиненном ей, когда все полагали, что Дженни не выживет, потом о втором, когда тетка отчеканила условия их проживания здесь.
Пришлось покорно их принять, выражая горячую благодарность.