Условно пригодные
Шрифт:
Он предложил, чтобы мне разрешили читать, хотя это, строго говоря, противоречило лечению. Это произошло, когда я заявил, что хотел бы почитать о времени.
Когда Катарина рассказала, что ее родители разговаривали о времени, тогда я интуитивно понял, что о нем должны существовать книги, что о нем кто-то мог написать.
В Ларе Ольсенс Мине я увидел и впервые прочитал такие книги – мне их дал врач-консультант: Э. Дж. Бикерман «Хронология Древнего мира», Уитроу «Натурфилософия времени», а также «Справочник по истории измерения
Читая их, я тогда не понимал ни единого слова.
И все же чтение меня воодушевило. Можно кое-что извлечь из книг, даже если не понимаешь, о чем читаешь.
Это было в первые недели моего пребывания там. Когда я работал над речью и чувствовал, что работа движется.
Мысль о речи мне подала Катарина. Хотя она была далеко, все же она была вместе со мной.
Она могла оказаться передо мной, даже если я не закрывал глаза. Ее кожа была такой белой, почти прозрачной, свитер был велик ей, это был свитер ее отца, который повесился, волосы ее прятались под воротником. Она заманила Баунсбак-Коля в школу и заставила его выйти из себя. И она говорила с ним. G Билем и Фредхоем она тоже могла сама заговорить.
Говорить нелегко. Всю свою жизнь ты слушал или делал вид, что слушал, живое слово проникало в тебя, но по собственной воле ты никогда не открывал рот. Если ты и заговаривал, то только после того, как поднял руку и тебя спросили, и то, что ты произносил, было точным, правильным и не вызывало никаких сомнений.
С той речью, которую я готовил, все было наоборот: она была полна неуверенности, и меня никто о ней не просил.
Через несколько недель мне пришлось сдаться, я так никогда ее и не произнес. Когда настала очная ставка, я ничего не сказал.
С тех самых пор я молчал.
Это благодаря ребенку я понял, что еще не слишком поздно.
Она родилась в ноябре 1990 года. В августе 1991 года я начал ряд опытов в лаборатории. Теперь, когда они приближаются к завершению, идет июль 1993 года.
То есть ей не было еще и года, когда все началось. Теперь, когда все заканчивается, ей больше двух с половиной лет.
Я начал читать ей рукопись вслух, когда ей было полтора года. От остального мира я держал все в полной тайне. Но ей я показал рукопись. После обеда, когда мы оставались одни, я доставал бумаги и читал ей короткие отрывки. Однажды она сказала, что мне надо написать сообщение – ту незаконченную речь.
Я понимаю, что это утверждение вызовет недоверие, скажут, что она ведь совсем маленький ребенок и то, что я говорю, почти безумие.
Но именно она предложила это.
Предлагать можно по-разному, ведь это не обязательно должно быть выражено словами. Можно тихо сидеть и слушать, показывая тем самым другому, что все так и есть, как он говорит, и никто его не осудит. Что ты его друг, что бы там ни произошло.
Однажды она указала мне на то, что еще не поздно, все они еще живы, поезд еще не ушел.
Я понял ее сразу же. Биль, Карин
До того, как она указала мне на это, я, должно быть, думал, что все уже позади. Про Фредхоя я знал, что с ним случился удар. Но о других я тоже решил не думать. Это казалось непреодолимой задачей – все было так давно. Когда у нас была возможность что-то сделать, что-то сказать им, только у Катарины хватило смелости, а теперь уже ничего не вернуть. В лаборатории я, возможно, могу показать бледное отражение того, что произошло. Но на протяжении двадцати двух лет, которые отделяют меня от того времени, я не мог говорить.
На это ребенок возразил, что все они еще живы. Каждый из шестнадцати человек, присутствовавших на очной ставке управления, еще жив, за исключением Фредхоя,- вот что она сказала.
Что с прошлым еще не покончено. И что оно еще живо.
И тогда я написал это.
2
В Дании есть две библиотеки, где собрано большое количество книг о школьном образовании: библиотека в Высшей педагогической школе на Эмдрупвай и библиотека в Датском педагогическом институте. Эти библиотеки я посещал несколько раз.
Я искал книги по истории преподавания, я хотел посмотреть, что в них написано о времени.
Мне почти ничего не удалось найти. Почти ничего. «Pedagogikens historia, Education and Society in Modern Europe, Histoire mondiale de l'education, Schule und Gesellschaft», «Школа в Дании» – и почти ничего о времени. А если что-нибудь и есть, то это образцы перепечатанных из учебников прошлого столетия расписаний занятий, они похожи на нынешние, к тому же к ним не дается никаких комментариев. В книгах об истории школы время не играет особенной роли, можно сказать, что оно там вовсе отсутствует.
В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году в Нью-Йорке при Академии наук было создано общество изучения времени, оно получило название «International Society for the Study of Time». Общество провело свое первое заседание в Математическом исследовательском институте в маленьком городке Обервольфахе, в Шварцвальде – Черном лесу, Западная Германия, в сентябре 1969 года. Г. Й. Уитроу стал президентом. Й. Т. Фрейзер – секретарем, большинство знаменитых теоретиков времени являются членами общества.
В отношении этих людей нет сомнения – все они находятся «внутри». Это доктора наук и ученые, которые без всяких проблем окончили школу, выросли и вылетели в широкий мир.
Можно поразмышлять о том, почему Международное общество изучения времени создается в середине шестидесятых. И о том, что они проводят свой первый конгресс в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году – в тот год, когда Билем написаны первые ходатайства в Министерство образования.
Но что совершенно определенно можно сказать – так это то, что члены этого общества сами всегда были очень прилежными и точными людьми.